В это время, 19 апреля, в Таганской тюрьме заключенные объявили голодовку. Причина этому — когда выставили зимние рамы и открыли окна, то арестованные стали петь и переговариваться через окна. Никакие уговоры надзора не действовали, когда же они оказали еще сопротивление закрытию окон, то начальник тюрьмы лишил их свиданий на месяц. В результате — голодовка.
На 4-й день голодовки я приехал в тюрьму и, собрав политических, заявил им, что приехал по просьбе их взволнованных и обеспокоенных родных, чтобы поговорить с ними и просить прекратить голодовку. Я заявил им, что могу разрешить открыть окна, если они мне обещают, что не будут петь и переговариваться через окна, но могу это сделать только тогда, когда жизнь в тюрьме придет в норму, т. е. прекратится голодовка. Что касается других заявлений — об удлинении прогулок, о бане, я сказал, что это находится в связи с наличным числом арестованных, количеством надзора и пр., но что возможно — будет сделано. Одно заявление, которое я нашел вполне законным, чтобы рабочим давались свидания с родными в воскресные и праздничные дни, взамен вторника и пятницы, я разрешил тотчас же. На этом я уехал, вечером мне было доложено, что голодовка прекратилась. Я приказал открыть окна и разрешить свидания.