Экзамены

Экзамены

В жизни каждый человек, особенно с высшим образованием, сдает множественно экзаменов. Самый главный из них принимает сама жизнь. Это экзамен на то, стал ли ты порядочным человеком или так себе, лишь чьей-то пешкой. Ответить на этот вопрос можно только в конце жизни, да и экзаменатором будет выступать Господь Бог.

Но я не собираюсь забираться так высоко, хочу поговорить об экзаменах, которые мне пришлось сдавать в своей жизни. Конечно, остались в моей памяти лишь некоторые, о которых я и хочу поведать. И первым из них был экзамен по литературе при окончании школы. Не знаю, как сейчас называется документ о полном среднем образовании, в том, 1965 году, когда я окончил школу, это был «Аттестат зрелости». Писали сочинение на этом экзамене, и  выставлялось две оценки. Одна – за написание без грамматических ошибок, и шла в оценку по русскому языку, а вторая  - за изложение материала, насколько полно раскрыта тема в сочинении. И по ней оценивались знания по литературе.  Я получил на экзамене 4 по русскому и 5 – по литературе. Но в аттестат зрелости мне поставили «хорошо»  по обоим предметам.  С первой оценкой я полностью согласен, а вот по литературе мне её занизили. К выпускным экзаменам я хорошо подтянулся по литературе, оба последних сочинения – за 11-й класс и на выпускном, - получил «отлично».  Это подтвердила и «пятерка», которую я получил на вступительных экзаменах в Хабаровский медицинский институт.  Все последние сочинения я писал без черновика, лишь по хорошо составленному плану.  Так же поступил и на вступительных экзаменах. Исписал все листы, выданные для экзамена, хорошо раскрыл тему сочинения, и не сделал ни одной ошибки. Сидевшая рядом со мной Валя Вилкова, ставшая, как и я, врачом-рентгенологом, не могла поверить в это. Мол, исписать мелким убористым почерком так много, и не сделать ни одной ошибки, невозможно. Кстати, моя «пятерка»  оказалась единственной среди юношей, поступающих в тот год, и сдававших три экзамена.

Запомнились два экзамена, которые я сдавал за первый курс института. Самым первым на летней сессии был экзамен по политэкономии. Я неплохо знал этот предмет и не волновался, что не сдам. Но мне попался такой билет, что в нем оба вопроса были из тех, что я знал слабо.  Поэтому я не стал отвечать, попросив пересдать экзамен в конце сессии. Мне разрешили, предупредив, что оценка будет снижена на бал после сдачи второй раз.

В числе других мы сдавали экзамен по морскому делу. В нашем институте было военно-морская кафедра, где выпускали врачей для военно-морского флота.  Я хорошо знал устройство кораблей, так как в свое время занимался в судомодельном кружке. Вторым вопросом в билете было что-то о проведении политработы на флоте.  Но я так хорошо ответил на первый вопрос экзаменатору, капитану 2 ранга Гоздецкому, что даже не очень внятные ответы по второму вопросу билета, не помещали экзаменатору поставить мне «пять с плюсом», и даже отметить мой ответ в институтской многотиражке «За медицинские кадры».  На следующей день после сдачи последнего экзамена сессии, я пошел пересдавать политэкономию, даже не открыв учебник.  «Пятерка» за ответ и «хорошо» в зачетку показали, что я все же знал этот предмет.

Помню еще один экзамен после третьего курса. Нам с Любой Антонюк, как членам сборных команд института, разрешили сдать пару экзаменов досрочно, так как мы уезжали на соревнования. Один из экзаменов была пропедевтика внутренних болезней, это один из разделов терапии. Принимала экзамен у нас заведующая кафедрой доцент Кимарская.  Не знаю, почему Любе показалось, что слово абсцесс, пишется без буквы С после буквы Б. Кимарская придралась к этому, и пришлось Любе идти второй раз сдавать экзамен. С тех пор правописание слова абсцесс Люба запомнила на всю жизнь. Мы с ней вспомнили об этом, когда в 1991 году встретились через 20 лет после окончания института. Единственным свидетелем её конфуза был я, но Люба на меня не обидится, что я рассказал об этом,  она, увы, уже давно в мире ином.

Запомнились еще два экзамена в институте. Наша седьмая группа состояла из выпускников школы 1965 года, и считалась по уровню знаний одной из самых сильных на курсе. Сами-то мы считали себя лучшими, не только хорошо учились, но и активно участвовали в общественной жизни, четверо из 12 человек в группе были членами сборных команд института:  по тяжелой  атлетике (Володя Мотора), по волейболу (Люба Антонюк), по легкой атлетике (Сережа Куракин и я). Обычно сразу две группы одновременно сдавали экзамен по той или иной дисциплине.  Так уж довелось, что оба экзамена, о которых я хочу вспомнить, произошли в те дни, когда с нами сдавала группа, состоящая из тех, кто уже успел поработать на производстве. Кто-то был фельдшером, как Галя Левицкая, кто-то рентгенлаборантом, как Миша Семейкин, а Миша Рицнер, наш одногодок, только что с «красным дипломом» окончил медицинское училище в Биробиджане.  Он считался на нашем курсе лучшим студентом.  Так что его «пятерка» на экзамене по кожным и венерическим болезням была не удивительной, хотя заведующая кафедрой профессор Богданова крайне редко ставила «отлично» парням, считая, что они все хотят стать хирургами, а её предмет в лучшем случае знают на «четверку».  Но Миша своим ответом убедил её, что и она может ошибаться.

Я же страшно боялся экзамена по этому предмету. Знал, что Богданова спрашивает не по учебнику, а по своим лекциям, а я, к теперешнему своему стыду, за все годы учения в институте не написал ни одной лекции. Но мне повезло в этот день. Буквально перед заходом в аудиторию я взял  у кого-то из девчат группы лекции, и прочитал несколько из них. И одна болезнь, о которой я прочитал, склеродермия, попалась мне для ответа по первому вопросу.

На экзамене у Богдановой не было билетов, она сама диктовала студенту, на какие вопросы ему следует отвечать.  Хорошо помню, что когда я начал записывать вопросы, которые мне диктовала профессор, у меня дрожали руки. Но я быстро взял себя в руки (тавтология какая-то получилась с этими руками), тем более что про склеродермию я прочитал, а про сифилис знает даже первокурсник.

Передо мной было два студента. Так что время подготовиться у меня было достаточно. Я быстро набросал план ответов и стал смотреть, как сдают экзамен передо мной. Не помню уж, кто был первый и как он отвечал. Но вот кто был сразу передо мной, запомнил на всю жизнь. Это был Миша Семейкин. Ему в то время было уже около сорока лет. Он поступил в институт буквально в последние секунды. В те годы брали на дневную форму обучения лишь тех, кому не исполнилось 35 лет. Вот Миша, работавший все годы рентгенлаборантом, и уже заслуживший пенсию по категории «А», решил стать врачом. Не знаю, как он отвечал на других экзаменах, может, ему ставили «тройки» лишь за стаж, но по дерматологии у него не прокатило. Помню его ответ профессору на вопрос, что такое твердый шанкр. Миша без тени сомнения заявил, что это язвочка в прямой кишке. Помню до слов и ответ Богдановой:

- Конечно, при нынешнем падении нравов и развитии гомосексуализма язва может локализоваться и там, но где она все же чаще бывает?

Помню, Миша что-то блекотал невразумительное, в общем, буквально через пять минут он уже выходил из аудитории, так и не сдав экзамен.

Поэтому после него мой ответ по склеродермии строго по лекции для уха профессора показался песней. А когда я еще и ответил на вопрос про сифилис, она отпустила меня, поставив «отлично» в мою зачетку. Это была самая незаслуженная мной оценка за время учебы в институте.

Второй раз я стал свидетелем, как Миша Семейкин сдавал экзамен по организации здравоохранения. Тогда это был нелюбимый предмет у большинства студентов. Во-первых,  мы не понимали, зачем вообще знать эту организацию здравоохранения. То ли дело хирургия или акушерство, там все видно и осязаемо. А организацию здравоохранения и социальную гигиену на какой хлеб мазать? Видимо, видя такое отношение студентов к его специальности, заведующий кафедрой профессор Палкин стал полностью соответствовать своей фамилии. На кафедре и среди студентов действовала буквально палочная дисциплина.

И вот на экзамен на кафедру, перед которой все студенты дрожали, Миша Семейкин пришел, выпив для храбрости весьма немало. По крайней мере, когда мы снова стояли рядом у дверей аудитории, от него несло не амбре, а свежевыпитым алкоголем.

И снова мне пришлось наблюдать, как Миша отвечал ассистенту. Палкин в этот день не принимал экзамен, иначе Мише точно бы не поздоровилось. Он снова понес какую-то ахинею, и когда экзаменатор стал не соглашать с ним, Миша навалился на стол грудью  и стал что-то яростно доказывать. Бедный экзаменатор буквально влип спиной в стену, стараясь подальше отодвинуться от брызгающего слюной и распространяющего вокруг отнюдь не ароматный запах Миши.  На этот раз я не запомнил, сумел ли доказать Семейкин свою правоту, или нет.  Много позже слышал, что Миша по пьянке вляпался в какую-то историю, когда ехал к месту распределения. Ничего больше о его судьбе я не знаю.

А вот потом мои экзамены как только не назывались, только не экзаменами. Чаще всего это были зачеты. Много их было во время моей службы на подводной лодке. Перед тем, как получить право на самостоятельное управление медицинской службой, я сдал зачеты флагманскому врачу по знанию основных руководящих документов и наставлений по действиям во время оказания медицинской помощи экипажу корабля, зачет флагманскому механику на знание устройства подводной лодке и борьбе за живучесть, еще какие-то зачеты. На это мне давался месяц, и я уложился в срок, и снова был единственный из молодых офицеров, прибывших в 4-ю бригаду 6-й эскадры подводных лодок Тихоокеанского флота, кто сдал все зачеты своевременно.

Потом снова был экзамены, но после них не ставили оценки в зачетки. Сразу выдавали удостоверения, правда, всего на мелованной бумаге с гербовой печатью.  За  знание основ рентгенодиагности заболеваний человека мне выдали  документ об окончании курсов первичной специализации по рентгенологии    Отвечал я правильно, и стал обладателем вожделенного  удостоверения.

А дальше за успешно сданные экзамены за самостоятельное выполнение сложных процедур при рентгеновских исследованиях награждали разве что похвалой моей заведующей отделением, потом пошли почетные грамоты по больнице, где я работал, райкома и райисполкома, крайздравотдела и крайкома профсоюза медицинских работников.

Потом много раз ездил на курсы усовершенствования,  и мне  вписывали в еще один формуляр на простой бумажке сведения о прохождении мной очередных курсов повышения квалификации в Москве и Ленинграде. Записей было много, потому что я был на учебе по рентгенологии 6 раз за время своей работы по специальности.

Но вот следующий диплом об окончании курсов повышения квалификации был очень солидный. Большая толщина и плотность красной книжки, с гербом СССР, которую венчали две подписи – Министра здравоохранения СССР и ректора Центрального института усовершенствования врачей. И сам цикл занятий назывался громко – «Курсы резерва руководящих кадров здравоохранения».  Больше такие дипломы не выдавались, наш курс был первым и последним, кому вручались такие дипломы. Остальные получали дипломы с подписью лишь ректора института.

Прежде чем приступить к занятиям на этом цикле, все курсанты должны были выполнить работу по организации здравоохранения. Моя предкурсовая работа по состоянию здоровья малочисленных народностей Приамурья получила высокую оценку и могла лечь в основу кандидатской диссертации.  Пришлось мне проходить и тестирование, так называемый входной контроль, ответить на сто вопросов теста.  И хотя я получил «отлично», но часть правильных ответов была просто угадыванием элементарной логикой, а не точным знанием.

Потом я сдавал, и весьма формально, экзамены на получение сертификата специалиста по организации здравоохранения. Почему формально? Да просто  я к этому времени уже был врачом высшей квалификационной категории по организации здравоохранения и социальной гигиене. Введенная Минздравом России сертификация нарушила многолетний принцип подготовки медицинских кадров в угоду внедряющейся западной модели с их бакалаврами, мастерами и т.д. И принимавшие у меня экзамены сотрудники различных кафедр знали, что мои знания достаточные, чтобы получить сертификат.  Многие из них были члена краевой аттестационной комиссии, которую я возглавлял. А кое-кто из них получили свои высшие категории в нашей комиссии. Такое  было возможно, если они совмещали долгие годы в медицинских учреждениях, на базе которых работали их кафедры.

Кроме отечественных дипломов, в моей коллекции уже никому не нужных документов есть и два иностранных. Один выдан после прохождения курсов по японскому менеджменту в токийском институте РНР, а второй после прохождения курсов на выездном цикле Калифорнийского университета. Но в обоих случаях никаких экзаменов сдавать не пришлось, надо было просто не пропускать занятия, слушать лекции и участвовать в практических семинарах.

Резюмируя все написанное, думаю, что не ошибусь, что всегда неплохо выдерживал экзамены, которые ставила передо мною жизнь.  Стал хорошим специалистом, да и человек из меня получился в общем неплохой. Дети выросли,  и состоялись в этой жизни. Вот уже и старшие внуки стали на ноги, работают. Что же «посыпать голову пеплом» в таком случае? Буду продолжать жить и заниматься ставшим любимым в последние годы делом – писать небольшие произведения в разных жанрах. А главную оценку поставят те,  у кого никакую  пересдачу не попросишь…