Без вины виноватый

 Без вины виноватый

Во Львове я, можно сказать, однажды пострадал не за что из-за любовных похождений Бондарука. Летом в хорошую погоду мы иногда выбирались на «яму» - озерцо с диким песчаным пляжем. Там наши фехтовальщики – сначала Гоменюк, а потом и Бондарук познакомились с десятиклассницей Олей Пустоваловой. Бодя Бондарук был видный, красивый парень. К тому же неглупый, а с моей помощью еще и освоивший технику обольщения интеллигентных девиц путем чтения стихов. В общем, если отбросить его комплекс провинциала и некоторые предрассудки, то он вполне мог вскружить голову – и вскружил. Ольга влюбилась в него со страшной силой. Постоянно дежурила на «яме».

Несколько раз мы компанией фехтовальщиков были у нее в гостях. Ее отец был очень симпатичный военный, полковник. Мы в гостях были, конечно же, в гражданской одежде, поэтому отец Оли не подозревал, что у дочери собралась компания «самовольщиков». Он как-то заглянул в комнату дочери, где набилось с десяток человек, большинство наших спортсменов и пара Ольгиных подружек. Для приличия полковник поинтересовался, как мы живем, на что я посетовал, что стипендия маленькая, жизнь трудная, а расходов много. Ольга нас представила как студентов Института физкультуры. Это было почти правдой, так как Бодя и еще кто-то из ребят действительно учились в Львовском Инфизе, но кого со второго, кого с третьего курса призвали в армию.

 Вскоре Бодя стал тяготиться отношениями с Ольгой и в какой-то момент резко порвал с ней. Последствия не заставили себя ждать. Как-то к нам в спортивный зал во время тренировки влетел прпуганный младший братишка Ольги и попросил меня срочно подойти к ним домой, сказав, что Ольге очень плохо. Не очень понимая в чем дело, я всё-таки поспешил к ним домой. Ольгу я застал в совершенно жутком состоянии. То ли она наглоталась таблеток, то ли ее психика дала сбой. Она билась в истерике, вокруг хлопотали родители. Папа угрожающе двинулся мне навстречу, но к моему счастью, Ольга увидев меня, зарыдала еще больше, но несколько раз выкрикнула: - Это не он, не он! Почему братишка решил, что герой ее романа из всей компании, которую он несколько раз наблюдал в Ольгином окружении, именно я – осталось для меня загадкой. Хотелось бы верить, что Ольгин брат именно во мне увидел самого яркого и интересного кавалера, достойного любви его сестры. Ольга мне нравилась, но совершенно платонически. Она была начитана, умна и великолепно рисовала. К тому же мне было ее жалко и в какой-то степени даже обидно, что она так втюрилась в Бондарука, который хоть и был гарным парубком, но явно не дотягивал до ее уровня. Через несколько дней я навестил ее, потом еще раз, но неожиданно получил от нее письмо.

 Во Львове я общался со своими родными и знакомыми, далекими и близкими, пользуясь преимущественно перепиской через почтовой отделение Львов-20 (до востребования), расположенное рядом со спортклубом. Письмо было весьма странным. Вначале Ольга высказала свое «фе» Гоменюку, Бондаруку и мне. – Вы вместо того, чтобы бороться за меня, как трусливые шакалы ожидали своей очереди. Это не цитата, а общий смысл сказанного в первой части письма, обращенного лично ко мне. Потом без всякого перехода Ольга обратилась к Богдану, объясняясь ему в любви. Это было красиво и драматично. Я был одновременно и зол, и смущен. Зол потому, что меня несправедливо обвинили в притязаниях на Ольгу, и смущен, так как стал невольным свидетелем пламенного признания в любви третьему лицу. Я всё-таки ответил коротко, что Ольга в отношении меня явно заблуждается. Потом мы, можно сказать, помирились. Иногда встречались, изредка переписывались. Год спустя она объявилась в Москве. Отца перевели, а она поступила в текстильный, кажется, институт и стала художником по тканям. Мы пару раз встретились, но дружба и даже прежние приятельско-братские отношения не сохранились. У каждого из нас началась новая московская жизнь. Места Львову там уже не осталось.