Рассказ 8. Уроки немецкого
Рассказ Александры Леонидовны Мешковой. Продолжение.
Вот я в Катково вела немецкий язык в пятых-седьмых классах. Война идёт, похоронки приходят, а я учу детей языку врагов.
А ученики все были такие большие… Ой, я была девчушка против них. Особенно в седьмом классе. Я и не вставала во время урока: ученики все ростом с меня и выше. Все были крупные, возрастные, по 15-16 лет.
Помню, один был мальчик, Коля Дьяков, сын председателя Чиковского колхоза. Высокий такой. Сидел за партой, а ноги были под чужой партой. Я его никогда и не поднимала на уроке. После, когда я уже в Коченёво работала, мне сказали, что Коля Дьяков погиб на фронте.
И была большая наполняемость в классах, сидели там в тесноте. По тридцать учеников в классе. С трёх деревень один класс набирался: седьмой, шестой и пятый. Особенно много было крохалёвских.
– Они, наверно, не хотели по-немецки говорить?
– Что-ты! Я помню, в пятом классе я объяснять что-то стала, а девочка одна говорит: «Это наш фальфос». Я говорю: «Почему фальфос? «Колхоз» же - правильно назвать надо!» - «Фальфос». Я говорю: «Напиши на доске это слово». Написала правильно. «А теперь прочти, что написала». - «Фальфос!»
Ну, какой ей иностранный, если она и русского не знает? Вот такая была отсталость! Никакого там иностранного языка не было никогда, хотя всего 50 километров от Новосибирска.
Пол-урока мы там чего-то «Anna und Marta baden…» поучим. А потом пол-урока «Пионерскую правду» читаем о подвигах пионеров, комсомольцев на фронте… Звонок прозвенел – Aufiderzein! Я не знаю, чему я их учила.
– А я вот помню, когда в детстве мне что-то неохота было делать, ты мне повторяла стихотворение:
Morgen, morgen - nur nicht heute.
Sagen allen die faulen Leute.
«Завтра, завтра – только не сегодня.
Так говорят все ленивые люди».
– Да, это я со школы помню. Анна Александровна нас учила.
Ещё одно стихотворение запомнилось, с ним такой случай был. Я уже здесь, в Новокузнецке, работала.
На уроке в четвёртом классе ученики никак не могли запомнить, какие месяцы в году имеют 30 дней, а какие 31.
Я говорю им: Вот, послушайте, я вам сейчас стихотворение расскажу:
Drei;ig Tage hat September,
April, Juni und November.
Februar hat acht und zwanzig,
nur in schaltjahr neun und Zwanzig.
Sieben Monate ohne frage:
Haben einen und drei;ig Tage.
Что поняли? Тридцать дней имеют сентябрь, апрель, июнь, ноябрь. Февраль имеет 28, високосный -29. «Зибен монат» - 7 месяцев, «онэ фрагэ» - без сомненья (и не спрашивай), имеют 31 день.
«Мы запомним!» Так они вот так смотрели на меня, когда я «лопотала» по-немецки. Им было очень удивительно, думали, что я имею какое-то отношение к немцам. А я им говорю: «Вы вот будете английский учить, вы будете англичане?»
У нас, до войны и в войну, не было английского в школьной программе, был только немецкий иностранный язык. Кое-где был французский, но редко где.
А Анна Александровна, моя школьная учительница, она требовала, чтобы мы на уроке отвечали на немецком языке. В общем, как можно больше немецких слов.
Вот мы с моей подружкой-одноклассницей Тамарой Макаровой и выбрали этот факультет. Обучать учеников немецкому языку.
Я ничему их не научила и она - тоже. Она в Черепановском районе в войну работала и говорила, что там тоже никогда иностранного языка не было.
Ой, когда я из Катково уехала в райОНО работать, я так была рада, что этим немецким языком не буду заниматься!
– Да, сейчас в школах, в основном, английский преподают. Я в Интернете вышла на сайт Катковской школы. И представляешь, там преподаётся не английский, а немецкий язык!
– Интересно! Мой папа бы сейчас сказал: «До чего заучились!» А как ты узнала об этом, ты же там никогда не была?
– Мама, да сейчас это просто! В Интернете задаёшь вопрос и тебе выходит информация. «Техника дошла» и до твоего Катково. Сейчас все школы обязывают иметь свои странички в Интернете.
– А всё-таки, если там немецкий язык ведётся, это значит, получилось, брошено рациональное зерно. До кого-то дошло. Кто-то заинтересовался немецким языком. Это уже только дети тех учеников. А учеников тех нет, я думаю. Так что, выходит, моя в том доля есть, значит, слово моё, как рациональное зерно, в благодатную почву упало…
– Может, надо с ними созвониться, списаться как-то?
– С кем? Их никого в живых нету!
– С педагогом, который ведёт немецкий язык.
– А откуда я его знаю и откуда он меня знает? Это уже дети моих учеников! Так что мы – никто. И мне не надо это.
– Что, тебе не интересно?
– Никакого интереса мне нет. Потому что не хочу возвращаться в то время. Всё это - «дела давно минувших дней», тяжёлый сон моей жизни. Не хочу вспоминать об этом.
– Ты же молодая была в то время?
– Слишком молодая. Я военные годы не хочу вспоминать.
– Ну, а послевоенные?
– Всё было трудно. Всё какая-то без конца была борьба, борьба, борьба...
Всё были какие-то тяжести, всё надо было преодолевать, без конца преодолевать…
– Так ведь жизнь без тяжести не бывает?...
– И как я дожила до таких моих лет?...
