Уроки немецкого

Рассказ 8. Уроки немецкого

Рассказ Александры Леонидовны Мешковой. Продолжение.

Вот я в Катково вела немецкий язык в пятых-седьмых классах. Война идёт, похоронки приходят, а  я  учу детей языку врагов.

А ученики все были такие большие… Ой, я была девчушка против них. Особенно в седьмом классе. Я и не вставала во время урока:  ученики все ростом с меня и выше.  Все были крупные, возрастные, по 15-16 лет.

Помню, один был мальчик, Коля Дьяков, сын председателя Чиковского колхоза. Высокий такой. Сидел за партой, а ноги были под чужой партой. Я его никогда и не поднимала на уроке. После, когда я уже в Коченёво работала,  мне сказали, что Коля Дьяков погиб на фронте.

И была большая наполняемость в классах, сидели там в тесноте. По тридцать учеников в классе. С трёх деревень один класс набирался:  седьмой, шестой и пятый.  Особенно много было крохалёвских.

– Они, наверно, не хотели по-немецки говорить?

– Что-ты! Я помню, в пятом классе я объяснять что-то стала, а девочка одна говорит: «Это наш фальфос». Я говорю: «Почему фальфос? «Колхоз» же - правильно назвать надо!» - «Фальфос». Я говорю: «Напиши на доске это слово». Написала правильно. «А теперь прочти, что написала». - «Фальфос!»

Ну, какой ей иностранный, если она и русского не знает? Вот такая была отсталость! Никакого там иностранного языка не было никогда, хотя всего 50 километров от Новосибирска.

Пол-урока мы там чего-то «Anna und Marta baden…» поучим. А потом  пол-урока «Пионерскую правду» читаем о подвигах пионеров, комсомольцев на фронте… Звонок прозвенел – Aufiderzein! Я не знаю, чему я их учила.

– А я вот помню,  когда в детстве мне что-то неохота было делать, ты мне повторяла стихотворение:

Morgen, morgen - nur nicht heute.

Sagen allen die faulen Leute.

«Завтра, завтра – только не сегодня.

Так говорят все ленивые люди».

– Да, это я со школы помню. Анна Александровна нас учила.

Ещё одно стихотворение запомнилось, с ним такой случай был. Я уже здесь, в Новокузнецке, работала.

На уроке в четвёртом классе ученики никак не могли запомнить, какие месяцы в году имеют 30 дней, а какие 31.

Я говорю им: Вот, послушайте, я вам сейчас стихотворение расскажу:

Drei;ig Tage hat September,

April, Juni und November.

Februar hat acht und zwanzig,

nur in schaltjahr neun und Zwanzig.

Sieben Monate ohne frage:

Haben einen und drei;ig Tage.

Что поняли?  Тридцать дней имеют сентябрь, апрель, июнь, ноябрь.  Февраль  имеет 28, високосный -29. «Зибен монат» - 7 месяцев, «онэ фрагэ» - без сомненья (и не спрашивай), имеют 31 день.

«Мы запомним!» Так они вот так смотрели на меня, когда я «лопотала» по-немецки.  Им было очень удивительно, думали, что я имею какое-то отношение к немцам. А я им говорю: «Вы вот будете английский учить, вы будете англичане?»

У нас, до войны и в войну, не было английского в школьной программе, был только немецкий иностранный язык. Кое-где был французский, но редко где.

А Анна Александровна, моя школьная учительница, она требовала, чтобы мы на уроке отвечали на немецком языке. В общем, как можно больше немецких слов.

Вот мы с моей подружкой-одноклассницей Тамарой Макаровой и выбрали этот факультет. Обучать учеников немецкому языку.

Я ничему их не научила и она - тоже. Она в Черепановском районе в войну работала и говорила, что там тоже никогда иностранного языка не было.

Ой, когда я из Катково уехала в райОНО работать, я так была рада, что этим немецким языком не буду заниматься!

– Да, сейчас в школах, в основном, английский преподают. Я в Интернете вышла на сайт Катковской школы. И представляешь, там преподаётся не английский, а немецкий язык!

– Интересно!  Мой папа бы сейчас сказал: «До чего заучились!»  А как ты узнала об этом, ты же там никогда не была?

– Мама, да сейчас это просто! В Интернете  задаёшь  вопрос и тебе выходит информация.   «Техника дошла» и до твоего Катково. Сейчас все школы обязывают иметь свои странички в Интернете.

– А всё-таки, если там немецкий язык ведётся, это значит, получилось, брошено рациональное зерно. До кого-то дошло. Кто-то заинтересовался немецким языком. Это уже только дети тех учеников. А учеников тех нет, я думаю. Так что, выходит,  моя в  том доля есть, значит, слово моё, как рациональное зерно, в благодатную почву упало…

– Может, надо с ними созвониться, списаться как-то?

– С кем?  Их никого в живых нету!

– С педагогом, который ведёт немецкий язык.

– А откуда я его знаю и откуда он меня знает? Это уже дети моих учеников! Так что мы – никто. И мне не надо это.

– Что, тебе не интересно?

– Никакого интереса мне нет. Потому что не хочу возвращаться в то время. Всё это -  «дела давно минувших дней», тяжёлый сон моей жизни. Не хочу вспоминать об этом.

– Ты же молодая была в то время?

– Слишком молодая. Я военные годы не хочу вспоминать.

– Ну, а послевоенные?

– Всё было трудно. Всё какая-то без конца была борьба, борьба, борьба...

Всё были какие-то тяжести, всё надо было преодолевать, без конца преодолевать…

– Так ведь жизнь без тяжести не бывает?...

– И как я дожила до таких моих лет?...