Родители - 2

 Просматривая составленную мною же биографию папы на основании сохранившейся обширной семейной переписки, я должка заметить, что это время счастья, когда папа достиг своей заветной мечты -- иметь право стать семьянином, обставив свою будущую семью не роскошно, но прилично, было достигнуто им в 32 года ценою больших усилий. Счастье это далось ему не сразу и не легко. Много способствовал тому его характер. Ему было всего 10 лет, когда гувернер его, голландец Флосс, так характеризовал его: "Живость и легкость характера, необдуманность, увлечения, предпочтение приятного полезному; жажда знаний, большие способности, упорство, доходящее до упрямства; громадное самолюбие, служащее толчком удивительно быстрых успехов его в учении" и проч. {"Журнал поведения" Флесса. Авг. 1838 г.}

 12 лет папа был отдан в училище Правоведения, а 19 лет, кончив курс, в мае 1847 г. был определен младшим помощником, а через два года и старшим помощником секретаря Сената. Но с этих пор начинается, как замечает он сам в одном из своих писем к братьям, настоящая поэма служебных неудач. Нетерпеливый, увлекающийся характер папы делал ему невыносимой ту скромную жизнь, которая выпала ему благодаря ограниченным средствам, не соответствовавшим требованиям того светского круга, в котором он вертелся. Его потребности далеко превышали ту сумму, которую мог уделять ему отец его, дедушка -- помещик Саратовской губ., имевший еще несколько человек детей. Непомерные расходы, долги, неприятности из-за них, столкновения с отцом -- все это отравляло жизнь папы. На беду, во время одной из его поездок {В Тифлис в 1850 г.} в его отсутствие из стола его пропало одно важное сенатское дело. Гр. Панин[1] сделал папе строгий выговор, поднял следствие и сменил его с высшей на низшую должность. Папа был в отчаянии, хотел бросить службу и посвятить себя делам семьи, чтобы трудами своими поднять уровень ее благосостояния, так как дедушке становилось трудно справляться с хозяйством в нескольких имениях.

 Но дедушка и слышать не хотел о перемене службы папы и требовал, чтобы папа продолжал ее во что бы то ни стало. Так прошло десять лет. Все попытки папы вырваться из Сената встречали не только неумолимый отпор со стороны дедушки, но и удивительное сцепление неудач... хлопотал ли он о переводе на Кавказ (несмотря на полное согласие Наместника), о службе в канцелярия Бибикова в Стрелковый батальон, в Мин-во финансов к Броку -- везде его встречали препятствия. Даже когда он решил уйти в ополчение и, причисленный в бессменные ординарцы начальника ополчения в Саратове Граббе, прослужил всю зиму при этом прекрасном, деликатном старике, усердно хлопотавшем о нем -- военный министр отказал в его утверждении под предлогом, что Граббе достаточно одного адъютанта. Слезы пробились у отца, когда он узнал об отказе. "Что может быть проще и глупее -- поступить в ополчение? Это не фавор, не гвардия, куда силой суют офицеров, и все стараются избавиться,-- писал папа своим братьям,-- только потому, что это было для меня единственным убежищем, и тут нельзя! Впрочем, так и должно было ожидать: мое положение в Саратове, в милиции {То есть в народном ополчении. -- Примеч. ред.}, не будучи великолепным, было сносно и удовлетворительно". Граббе добился своего, и папа, когда прошел все стадии страха, отчаяния и надежды в продолжении восьми месяцев, наконец, был утвержден штабс-капитаном, но только спустя несколько дней после манифеста о заключении мира в мае 1856 г.

 Тогда папа вновь стал умолять деда дать ему в управление какое-либо из его имений, самостоятельно или только помощником, конторщиком его. Жертвовать собой ради благополучия семьи казалось ему всегда лучшим смыслом жизни, целью, из-за которой стоило жить. Папа обожал свою семью и любил независимую жизнь помещика, любил природу, деревню, охоту, сельское хозяйство, изучал агрономию и рвался применить ее хоть на клочке земли, но дед был неумолим. О мечте папы заняться хозяйством, семейными делами, дед слышать не хотел и настаивал на продолжении службы именно и только в Сенате, в Мин-ве юстиции. Папа не мог пересилить свое отвращение и пробыл еще год в Саратове, стараясь посильно быть полезным семье, и только летом 1857 г., десять лет после выпуска из училища, отец вернулся в Петербург, все в той же должности младшего секретаря Сената и принялся за свои опостылевшие занятия. Но теперь отношение его к службе и к судьбе своей стало иное. Много способствовала тому его мать, Варвара Петровна, женщина очень умная и сердечная. Всеми силами старалась она восстановить бодрость упавшего духом сына, уговаривала смириться и уповать на Бога и указывала ему причину его неудач в лихорадочной жажде жизни и наслаждений при полном отсутствии терпения и смирения, доводившего его нередко до мысли о самоубийстве. Теперь, вернувшись в Петербург, с первых же дней он наложил на себя обет терпения и смирения. Сознавал свое бессилие, уповал только на Бога. Стал покойнее, ждал для себя все скверное и... стал довольнее собой и окружающими, а мысль, что он перемогает и переламывает себя, заставляла его видеть в розовом свете то, что прежде видел в черном.

 В октябре того же 1857 г., к удивлению своему и всех сослуживцев, папа был назначен прокурором в Смоленск. Все были удивлены перемене отношения гр. Панина к папе и небывалым случаем, что папа, секретарь Сената, был прямо назначен прокурором, тем более, что три года не занимал никакой официальной должности. Папа был так доволен, что наконец стал полезным членом общества, что даже боялся за будущее, не веря еще в возможность удачи.

 Он скоро составил себе репутацию дельного человека, благодаря чему с разных сторон посылались ему на рассмотрение проекты по судебной и административной части, также проекты по крестьянской реформе. За три года, которые папа пропел в Смоленске, он отлично поставил себя и по службе, и в общественном мнении. Кроме того, он достиг душевного спокойствия. "Упованием на Бога и христианским смирением я достиг спокойствия душевного -- главного блаженства человеческого",-- писал он тогда своей матери. "Теперь единственное мое желание -- привести себя и дела свои в такой вид, чтобы не было материальных раздираний, и тогда сочетаться с девушкой -- подругой всей жизни". "Я люблю деловую жизнь, я увлекаюсь ею,-- писал он тогда же,-- но она занимает только ум, не наполняя души. Даже среди самых важных дел и общественных удовольствий я чувствую потребность сердечной сильной привязанности, и вся жизнь бесцветна, не полна и поверхностна без семьи".

 Поездка в Юхнов летом 1860 г. решила его судьбу, и заветная мечта его осуществилась.

 В Пензе на приготовленной заранее квартире молодых ожидал дед и встретил их по-старинному, осыпая хмелем, пшеницей и мелкими деньгами.

 Полтора года прожили родители наши в Пензе. Манифест 19 февраля всполошил тогда все умы. В трех уездах Пензенской губернии были сильные волнения. Папа, участвовавший в Комиссии по крестьянским делам, и собственник небольшого имения в Пензенской губернии, очень интересовался вопросом об освобождении крестьян, которое он приветствовал всей душой. В письмах его сохранилось много мыслей и суждений по тому поводу.