Глава седьмая
В ДАЛЕКИЙ ПУТЬ
Ветер бился и ревел,
Играя на реке,
Да инородец где-то пел
На странном языке.
Тяжелым пафосом звучал
Неведомым язык
И пуще сердце надрывал,
Как в бурю чайки крик...
Некрасов
Не проехали и суток, как начался ропот на Дронова, как главного виновника побега на север, как плохого стратега, не усмотревшего последствий освобождения товарищей.
Вместо пятнадцати, на которых рассчитывал Дронов, осталось восемь человек. Все толковали:
-- С такой горсткой он хочет об'явить войну всему необъятному Туруханскому краю. Это донкихотство поменьшей мере безрассудно. Мы гибнем бесцельно.
Дорога по Енисею оказалась заметенной, вехи по ней еще не были установлены, и мы блуждали без дороги, сами себе увеличивая путь. Наше недовольство Дронов чувствовал. Он спокойно уговаривал доехать до Осиновских порогов, что вблизи деревни Подкаменной Тунгузки, и там организованно все обсудить.
Приближаясь к Осиновским порогам, в бинокль увидели какую-то группу людей. Они копошились на берегу острова возле утесов. Мы думали, что окружили нас казаки, но, под'ехав, убедились, что это -- рыбаки. Остановились, разговорились: крестьяне Подкаменной Тунгузки приехали рыбачить. Из разговора было видно, что о событиях в Осиновке они ничего не знают, наоборот, спокойно рассказывают, как накануне отряд казаков мимо них провез из Туруханска двух ссыльных в Осиновку. Купили мы у них рыбы, попросили котлы и на их же костре сварили уху. Пока обедали, лошади отдохнули, и мы покатили дальше, предупредив рыбаков никуда не расходиться, пока не уедем. Они видели в нас какую-то нелегальную публику, но куда и зачем она ехала, конечно, не подозревали.
От'ехав версты полторы, мы сделали привал на берегу Енисея, под прикрытием высокого утеса. Дронов стал говорить:
-- Товарищи, по моему адресу раздается ропот. Вы считаете меня виновником того, что мы очутились в таком нелепом положении. Нельзя винить только меня. В какую форму все выльется, никто не мог знать; теперь же всякий из вас видит, что предстоящий путь тяжел и с каждым днем будет тяжелее. Вот сейчас, например, по обе стороны Енисея -- непроходимая тайга, свернуть с него нельзя, и единственный путь, по какому мы быстрее всего можем двигаться, это -- только по реке. С другой стороны, по берегам расположены деревни, а в них охотничье население и стражники, встреча с ними не сулит ничего хорошего. Все же товарищи, раньше времени умирать не будем. Бояться того, что нас осталось мало, тоже преждевременно: народ мы -- надежный, спаянный. Честные товарищи, не согласившиеся по тем или иным соображениям с нашим планом, сразу отказались присоединиться; если бы так же поступили и остальные, мы такой незначительной группой не пошли бы освобождать товарищей вооруженным путем, тогда и побег своей совершили бы по первому намеченному плану (т. е. двинулись бы к Енисейску). Теперь говорить об этом уже поздно, давайте лучше общими силами выработаем план дальнейшего путешествия.
Если же вы меня считаете виновником данного побега, вас -- большинство, оружие в ваших руках, вы можете расстрелять меня. Только этим положение не спасете.
Очутившись в безвыходном положении, мы, товарищи, должны прежде всего сковать себя железной дисциплиной. Телеграфа в Туруханском крае нет, и если сведения о нас проникнут туда раньше нас, это будет только вина нашей неорганизованности. Ссыльных революционеров разных партий там много, найдутся охотники присоединиться. Каждому вступающему в отряд нужно раскрыть все карты, чтоб акал, на что идет, и чтоб не вышло такой истории, как в Осиновке. В данном случае нам важно не количество, а качество. Недалеко от нас деревня Подкаменная Тунгузка. Туда мы войдем часов в двенадцать ночи. Занять ее, как и все следующие населенные пункты, нужно безотлагательно. Там будем: доставать у купцов обмундирование и оружие; выяснять, сколько оружия у населения, уничтожать его, чтоб после нас деревня не могла вооружиться и пуститься за нами в погоню; для дальнейшего побега деньги брать у купцов и в казенных учреждениях: всех стражников, жандармов и урядников, сопротивляющихся нам, расстреливать; выявлять провокаторов среди ссыльных и уничтожать их; точно выполнять наше постановление о дисциплине, уклоняющихся наказывать вплоть до расстрела; ни на йоту не отступать от революционной этики. В деревне есть у меня несколько товарищей ссыльных, они, наверное, к нам присоединятся. Таким путем мы будем увеличивать свой отряд.
Дронов, как человек с большой эрудицией и хороший оратор, за какой-нибудь час снова расположил к себе и создал боевое настроение.
План Дронова был принят в целом. Ему предоставили право распоряжаться как в боях, так и во всех действиях отряда, а Лев и Касперский были назначены обучать военному строю остальных товарищей.
Дронов сделал набросок расположения Подкаменной Тунгузки, а Лев указал, где нужно поставить посты, чтоб никто не выбрался из деревни по направлению к Туруханску. Таких постов требовалось всего два. Зимой при глубоких снегах в каждой деревне имеется только две протоптанных дороги с двух концов деревни, и свернуть куда-либо в сторону нельзя, не утонувши в снегу.
Сделав нужные приготовления, сели на лошадей и отправились в наступление на Подкаменную Тунгузку. Часов в двенадцать ночи вошли в деревню. Сопротивления там не встретили, если не считать жандарма Шевцова, который пытался организовать крестьян для сопротивления, но во время перестрелки куда-то скрылся, и разыскать его, как мы ни старались, не удалось.
Заняли деревню, расставили посты на все нужные пункты.
Зашли в избушку, построенную ссыльным Фишманом, встретили его и еще несколько ссыльных. Обрисовали им положение вещей, предложили присоединиться к нам. Собралось в избу еще несколько человек ссыльных.
Разобрав этот вопрос совместно, все, кроме товарища Великанова. присоединиться отказались.
