Приняв все эти предосторожности и овладев Гото, мне оставалось только позаботиться о его трех сообщниках: теперь я знал, где найти их. Я взял с собою двух агентов префектуры и вскоре предстал к тетушке Бариоль, на этот раз во имя закона.
-- А, -- сказала она, -- как только я давеча увидела тебя здесь, сейчас смекнула, что тут дело нечисто! Что мне предложить вам, господа? -- прибавила она, обращаясь к моим спутникам. -- Вы, наверное, чего-нибудь пожелаете, пожалуйста, говорите не стесняясь. Маленькую бутылочку чего-нибудь? -- С этими словами она нагнулась и, пошарив в целой куче тряпья, вытащила небольшую позолоченную фляжку, содержащую драгоценную жидкость. -- Что делать, приходится припрятывать что получше! С этими девицами иначе нельзя. Знаете ли, не красна жизнь, когда приходится иметь дело с женщинами! Счастливы те, кому есть чем жить. Взгляните на меня, просто не на что купить себе кресла порядочного... Мое-то вон все облезло, все кости наружу повыскакивали.
-- Ах, как хорош ваш диван, какая славная щетина из него выглядывает и лохмотья висят! -- вмешалась в разговор молоденькая девушка, которая при нашем входе спала, положив локти на стол в одном из углов зала. -- Про вас с ним можно сказать, что вы как Филемон и Бавкида.
-- А, это ты, маленькая Реаль, а я тебя и не заметила. Что ты там ноешь со своим Филемоном и Бакв... Как ты сказала? Повтори.
-- Я говорила, что ваше кресло, как треножник Пифии...
-- Ну ладно, ладно, нечего зубы скалить -- вот погоди, каково оно будет, как я велю обить его заново.
-- Вот молодец девка, -- сказала она, указывая нам на девушку, -- тоже образование получила, не то что мы грешные. Хорошо, как есть родители. Да, впрочем, и с меня довольно знания, слава Богу, умею проедать свое добро. Поди-ка сюда, Фифин, раздавим-ка эту бутылочку, и для тебя рюмочка найдется, только чур другим не рассказывать.
Разлили вино, на поверхности наших стаканов появился двойной ряд жемчуга.
-- Славная штука, -- заметила Фифина.
-- Ну что же, господа, кому вы остатки-то припасаете? Чокнемся, братцы; за ваше здоровье, дети мои. Как подумаешь, -- как мы тут дружно беседуем, а умирать придется. А славно жить в дружбе да в согласии. А умирать придется -- это и говорить нечего, вот что меня мучает; нет ни минуты, чтобы это мне в голову не приходило... Но главное дело -- надо быть честным, тогда можно ходить подняв голову... на чужое добро не зариться. Я во всяком случае могу умереть. хоть сию минуту и не упрекну себя ни в булавочной головке... А кстати, зачем вы ко мне пожаловали, ребята, в такой поздний час -- не для моих красоток? Все они тихие да кроткие, как овечки. Вот вам образчик Фифина, да и то она еще самая буйная изо всех. Кстати, что ты поделал с моей Милькой?
-- После расскажу, дай мне свечу.
-- Держу пари, что ты отыскиваешь Кафена. Ну и слава Богу, гора с плеч -- эдакий ведь подлец, жил все время на счет моих девок.
-- Юбочник! -- воскликнула Фифина.
-- Да уж признаюсь, от него не часто увидишь деньги, -- прибавила Бариольша. -- От таких людей хорошо было бы очистить весь Париж; вот кабы их всех запрятать куда следует.
Она хотела повести меня в комнату, где был Кафен, но я знал дорогу не хуже нее и отправился на поиски один. Войдя в комнату, я объявил Кафену, что он мой пленник.
-- Что случилось? -- воскликнул он, просыпаясь и вскакивая с постели. -- Как, Жюль! Это ты меня подвел!
-- Что делать, любезный, я ведь не волшебник, и если бы тебя не видали, так я бы и не подумал нарушать твой сон.
-- Ах, все ты со своими фокусами! Нет, друг сердечный, я старый воробей, меня не проведешь!
-- Как тебе угодно, это твое дело, но если то, что говорят про тебя, верно, тебя спровадят в луга -- это как Бог свят.
-- Да, верить всему, что ты говоришь...
-- Ты, верно, хочешь, чтобы тебя носом ткнули, тогда только признаешься. Послушай, мне нет никакой охоты клеветать на тебя; говорю тебе, что сам догадаться я не мог и если б мне не рассказали, что вы тырили (воровали) свинец на бульваре Сен-Мартен, где вас чуть-чуть было не остановил сторож, -- так я и не побеспокоил бы тебя. Ясно теперь? Из четырех товарищей один соткровенничал (признался) -- отгадай кто; если назовешь его, так я тебе скажу, что это он.
Кафен, подумав немного, быстро поднял голову, как ретивый конь:
-- Послушай, Жюль, между нами, я вижу, действительно замешался подлец, который съел кусок (выдал) -- сведи меня к комиссару, я тоже съем. Надо же быть такой сволочью, чтоб продавать товарищей на чистые деньги, в особенности, когда сам замаран. Ты -- другая статья, известное дело, что ты в полиции служишь поневоле, -- а я все-таки уверен, что если бы тебе случилось хорошее дело обделать, так ты наплевал бы и на полицию.
-- Верно говоришь, друг любезный, если б я раньше знал, что теперь знаю, так не был бы здесь, а теперь уж делать нечего -- дела не воротишь.
-- Куда ты теперь сведешь меня, скажи хоть по крайней мере?
-- В Шателе, и если ты решился признаться во всем, то я велю предупредить комиссара.
-- Да, да, позови его непременно, я хочу подвести эту бестию Гото, -- никто, кроме него, не мог выдать меня.
Когда явился комиссар, Кафен не замедлил признаться ему в своем преступлении, но в то же время позаботился кругом оплести своего друга Гото, выставив его своим единственным сообщником. Как видите, он не был ложным братом. Другие его сообщники выказали не менее добросовестности; застигнутые также в постелях и допрошенные отдельно, они не могли не сознаться в своей вине. Гото, которого они обвиняли в своем несчастии, был единственным лицом, на которого каждый из них жаловался. Невзирая на это благородство чувств, достойное быть занесенным в сборник Morales en Actions, добродетельное трио было сослано в галеры и вероломный Гото также был отправлен с ними в компании. Он и теперь в галерах, где, вероятно, остерегается упоминать о некоторых любопытных подробностях своего ареста.
Эмили Симонэ отделалась заключением, продолжавшимся несколько часов. Когда ее выпустили на волю, она была как в чаду от количества выпитых ею спиртных напитков: она ничего не видела, ничего не слышала и потеряла память обо всем, что случилось. Придя в себя, первое слово, которое она произнесла, было имя ее любовника. Когда ее приятельницы ответили ей, что он в каземате, она воскликнула: "Несчастный! Какая нужда была ему искать свинец на крышах; разве около меня у него не было более чем нужно?" С этих пор несчастная Эмили была безутешна; с утра до вечера она была мертвецки пьяна... Ужасающее действие любви и водки, водки и любви.
Незначительное воровство доставило мне случай нарисовать самые гнусные картины; а между тем это только слабая тень ужасной действительности, от которой власть, проводник цивилизации, избавит нас, когда захочет. Допускать, чтобы вертепы, где люди гибнут физически и нравственно, постоянно были открыты -- это противно нравственности, оскорбление природы, преступление против человечности. Пусть меня не обвиняют в излишней вольности, но эти страницы не похожи на рассказы Петрона, разжигающие воображение и распространяющие безнравственность и разврат. Я описываю испорченные нравы не для того, чтобы распространять их, но чтобы поселить к ним ненависть: всякий, прочитавший эту главу, не может не почувствовать к ним отвращение, так как они доводят человека до последней степени отупения.
Свободное копирование
