Желанной гостьей в доме Чеховых всегда была Мария Петровна Максакова, талантливая наша певица, давшая русской сцене незабываемые образы в операх Мусоргского, Римского-Корсакова, Чайковского. Будучи горячо привязанной к Марии Павловне, она питала самые теплые дружеские чувства и к Елене Филипповне. Очень трогательны и задушевны письма ее к Елене Филипповне, посвященные памяти Марии Павловны.
Но прежде скажу несколько слов о моем личном, и сожалению печальном, знакомстве с Марией Петровной. Оно произошло в самый день смерти Марии Павловны. Мария Петровна узнала об этом поздно вечером, а рано утром следующего дня я уже вылетала в Ялту. Мария Петровна позвонила мне с просьбой отвезти гирлянду, цветов, которую она сплела ночью из кусочков шелка. Разумеется, я с готовностью исполнила эту ее просьбу. А Елене Филипповне она писала тогда же: "Известив о смерти Марии Павловны застало меня врасплох поздним вечером и нанесло мне боль, от которой рассудок ничего не соображает. И я не знаю, как мне отдать последний долг нашей дорогой, милой и неувядаемой, как казалось, Марии Павловне. За ночь я не могла достать ни живых и никаких цветов. Поэтому пусть это будет, возможно, и не по форме, но я сама сплела эту гирлянду и прошу Вас, дорогая, положите ее к ней в ее последнюю постельку. Это последний мой подарок. Мария Павловна так любила всякие пустячки, и я не думала, что, вместо теплых чулок, я пошлю ей эти цветы. Целую вас, дорогая, мужайтесь. Я знаю, как вы печалитесь. Вы потеряли вторую мать".
И другое письмо: "Буду хранить до конца своей жизни, как светлое воспоминание солнечных дней, суету, террасу, на которую Мария Павловна всегда входила как-то по-особенному радостно, вдыхая в себя воздух...
Что я могу о себе сказать? У меня в характере есть одна черта, которая во мне живет, и я ничего с этим поделать не могу. Это: чем больше я расстроена, тем больше я работаю. Чем больше я болею, тем больше я работаю. Так и сейчас. В день похорон Марии Павловны в два часа дня я стала у рояля и... пела два с половиной часа!.. Мне было легче от того, что где-то в Москве, на Брюсовском переулке, в таком-то доме стоит певица у рояля и поет... поет... поет! Что я пела? Вот романс, который мне особенно в этот день хотелось петь:
Листья шумели уныло в дубраве ночною порой.
Гроб опустили в могилу, гроб, озаренный луной.
Тихо, без плача зарыли и удалились все прочь.
Только, склонясь над могилой, листья шумели всю ночь.
Этот романс принадлежит Мусоргскому. Берегите себя. Не плачьте. Путь жизни Марии Павловны был долог и прекрасен. Дай бог, чтобы у всех достойных людей таким был жизненный путь. Одно грустно, что остается на земле человек с ноющим сердцем и залечит его только время!
А я буду работать, работать и работать!"
По возвращении в Москву я должна была выполнить поручение Елены Филипповны и передать Марии Петровне фарфоровую чашечку Марии Павловны и прядку ее волос. Чтобы получить этот печальный сувенир, Мария Петровна пригласила меня к себе и попросила дать полный отчет обо всем, что произошло в чеховском доме.
Затем, если не считать случайных встреч на улице, мы свиделись только на похоронах Ольги Леонардовны, оказавшись рядом в креслах зрительного зала МХАТа.
В одном из своих писем к Елене Филипповне М. П. Максакова убеждала ее: "Вам, дорогая Елена Филипповна, я даю благой совет: пишите мемуары. У Вас было столько встреч в доме Марии Павловны!.. Разве последние двадцать лет жизни сестры Чехова не представляют интереса для истории?. Разве кто приметил, как Мария Павловна при стуке двери вскакивала по-молодому со своего диванчика с неизменной выжидающей улыбкой, а потом протягивала: "А-а-а",-- и лицо ее освещалось приветом, и каким приветом! Как оно преображалось, когда к ней входил человек, к которому лежало ее сердце! И это надо забыть? Да? Придет время, и все это будут собирать по крохам, и потомство не простит Вам Вашего молчания и забвения последних дней и даже лет Марии Павловны. Да и просто Вы должны это сделать. Неужели интересные люди не заслужили того, чтобы о них написать, каковы они бывают, когда встречаются с красотой. А красота душевная -- это Чеховы! Пожалуйста, милая, дорогая Елена Филипповна! К Вам взывает будущее потомство любителей и почитателей Антона Павловича и Марии Павловны Чеховых!"
Много раз за прошедшие уже два десятилетия со дня смерти Марии Павловны я также убеждала Елену Филипповну писать воспоминания о ней и близких ей людях. В первые годы ей удалось написать несколько десятков страниц из жизни ялтинского дома. Но затем дело усложнилось. Надо сказать, что еще во время оккупации, в результате всех переживаний у нее начала дрожать правая рука. С годами болезнь прогрессировала, и писать Елена Филипповна уже не могла.
И после смерти Марии Павловны я ежегодно навещала Елену Филипповну в Ялте на ее прежней квартире. Мы обе горячо любили нашу Машечку и потому без устали говорили о ней, перебирали наши воспоминания, как дорогие сердцу письма.
Свободное копирование
