Большим другом Марии Павловны в послевоенные годы был проживавший тогда здесь из-за болезни писатель П. А. Павленко. В июне 1951 года он умер, и Мария Павловна очень о нем печалилась. "Сейчас я в большом горе -- умер наш верный друг Павленко Петр Андреевич. Вы, вероятно, уже знаете об этом. Пусто теперь будет в Ялте без него. Часто виделись, крепко дружили... Семья осиротела так неожиданно, и для меня это большая потеря. Сегодня я целый день плачу..." -- так писала Мария Павловна еще одному другу своему этих лет, Ирине Еремеевне Кочновой.
И. Е. Кочнова, профессор, врач-фтизиатр, зашла как-то в Дом-музей с посылочкой от Д. Н. Журавлева. "Мария Павловна что-то писала за своим маленьким столом,-- вспоминает Ирина Еремеевна.-- Она выглядела немного усталой, очень доброй, совсем не старой и нарядной -- в темном платье с разноцветными сердечками. Увидев меня, она приветливо, как-то по-родственному улыбнулась и с чисто чеховским чувством такта принялась меня расспрашивать. Отвечать ей было легко и просто, узнав, что я врач, Мария Павловна обрадовалась и стала рассказывать о врачебной практике Антона Павловича, о его работе в Мелихове и в Ялте, о его отношении к больным, о его собственной болезни, о его последних письмах из-за границы. Переполненная впечатлениями, весь вечер думала я об этой 88-летней женщине, и мне стало понятно, почему в доме Чехова посетителям так нравилось. Да потому, что Мария Павловна сохранила здесь чеховскую атмосферу, свидетельствовавшую о красоте человеческих отношений".
Ирина Еремеевна взяла на себя заботы о здоровье Марии Павловны, давала в письмах ей врачебные советы, посылала лекарства. Мария Павловна тоже привязалась к И. Е. Кочновой, и именно ей 30 января 1952 года она отправила такое печальное письмо: "Вчера был день рождения моего дорогого брата Антона Павловича, проплакала я целый день... Как нарочно, вышел том 20-й его переписки, вспомнила я, читая его письма ко мне, все переживания свои и вновь все пережила... Безутешно плакала. Если бы Вы знали, как мне не хотелось уезжать из Москвы перед его отъездом за границу... Он такой был больной, но все-таки настаивал, чтобы я ехала к матери в Ялту, что она была одна там. Вид у него был жуткий. Конечно, он очень надеялся, что поправится. Немцы доктора настаивали на этой поездке, не дали умереть на родине..."
"Несмотря на свой преклонный возраст,-- вспоминала Ирина Еремеевна,-- Мария Павловна сохраняла повышенный интерес ко всему новому в жизни. Как-то увидела я у нее на столе новую книгу по истории СССР, Мария Павловна, задержавшись на странице, сокрушенно говорила, что ей уже трудно запоминать многое, особенно даты. В другой раз я застала ее за учебником. Она вспоминала французский язык, готовилась к встрече с иностранным писателем. Часами она могла слушать о новом в лечении туберкулеза и с грустью говорила: "Вот теперь мой брат не умер бы так рано". Ее двоюродный племянник Игорь Васильевич Бренев, ленинградский профессор, преподнес ей свою работу по радиолокации. Она, не будучи специалистом в этой совершенно новой для нее области, заставила его популярно объяснить ей его труд и очень внимательно его слушала".
К слову сказать, мой троюродный брат, очень мною любимый Игорь Васильевич был высоко ценим и Марией Павловной, и моим отцом. Он часто наезжал в Ялту и был в доме на Аутке своим человеком.
И. Е. Кочнова рассказала мне как-то один интересный эпизод из жизни Антона Павловича. Однажды на врачебной конференции к ней подошел очень пожилой человек. В разговоре выяснилось, что он стал врачом благодаря Антону Павловичу Чехову, который не только вылечил его от тяжелой болезни, но и покорил его ребячье сердце искусством врачевания и добротой. Он до сих пор помнит, как Антон Павлович сказал Марии Павловне, помогавшей ему при приеме больных в Мелихове: "Маша, принеси грелку". Он не мог осматривать ребенка на холодной кушетке, и в этом, казалось бы, мелком эпизоде сказалась огромная чеховская человечность.
Я тоже часто навещала Марию Павловну. Обыкновенно она присылала мне телеграмму "приезжай", и я летела хоть на несколько дней повидать близких сердцу людей. Мария Павловна, несмотря на возраст, была все так же изящна, элегантна и остроумна. Она сохранила даже свое кокетство, по-прежнему любила красиво одеться, бодрилась, но стала слабее, часто укладывалась подремать днем. Елена Филипповна все так же хлопотала вокруг нее, деятельно занималась делами Дома-музея.
Связанная работой в консерватории, я могла навещать Марию Павловну большей частью на ноябрьские или майские праздники. И, естественно, в эти дни у нее можно было встретить и работников горкома, и бывших партизан, и приезжих москвичей, и местных знакомых. Каждый стремился поздравить Марию Павловну, оказать ей внимание, для каждого она находила ласковое слово. Особенно любила и уважала она первого секретаря горкома Сергея Федоровича Медунова, и он, со своей стороны, платил ей тем же.
С сожалением приходилось расставаться с милым сердцу домом и его "начальником" до следующей встречи и довольствоваться перепиской.
В ту пору я посылала Машечке из Москвы "вкусные посылки: сладкие пирожки, куличи, конфеты, домашней варенье, маринованные грибы. В ответ получала благодарность и снова настойчивые приглашения приехать: "Пустячки", присланные тобою... очень обрадовали меня... Конечно, если бы ты приложила к этим "пустячкам свой приезд ко мне -- как бы я была счастлива!.. И рада!.. Вообще мне бы хотелось с тобой переговорить о многом..." "В Симферополе к твоим услугам рейсовая машина. Потом -- мои объятия",-- гласило очередное приглашение, и я опять заказывала билет на самолет и летела на несколько дней в эти милые объятия.
Часто письма Марии Павловны были шутливы, даже проказливы. Вот, например, открытка: "Дорогая моя Женюша... поздравляю с Новым годом, желаю здоровья и счастья. Только не выходи замуж, так как я сама собираюсь... Ожидаю подходящего женишка -- богатенького и не очень молодого..."
Свободное копирование
