Утром на другой день повели меня опять к допросу. Левашов сидел на прежнем месте, и я только что успел сесть против него, как вошел государь в сюртуке без эполет. Я встал и поклонился ему. "Говорите всю правду, -- сказал он мне сурово, -- если скроете что-нибудь, то пеняйте на себя". С сими словами он вышел в противоположную дверь. Левашов указал мне опять на мое место и начал допрос: "Когда вы вступили в общество и кем были приняты?" -- спросил он, приготовляясь записывать мои ответы. "Ваше превосходительство, -- сказал я, -- не считая себя членом тайного общества, решительно не знаю, что сказать вам". -- "Стало быть, вы ничего не хотите говорить?-- возразил он, -- подумайте, это только может повредить вам. Правительству и без вас все известно". Я молчал. "Вы, господа, не хотите довериться милосердию государя и заставляете его поступать с вами со всею строгостью наших законов. Пеняйте, как он сам вам сказал, на себя". После этого он написал какую-то записку, на минуту вышел, потом, отдавая ее фельдъегерю, приказал мне идти за ним. Эта записка, вероятно, была к коменданту крепости, подписанная государем.
Многие, может быть, обвинят нас в упорстве и подумают, что этим... мы отняли у самих себя доступ к милосердию государя. Судя по характеру покойного, я убежден, что не только откровенное признание истины с соблюдением собственного достоинства и безукоризненного поведения в отношении товарищей, но даже самое чистосердечное раскаяние не смягчило бы его сердца и политики. Намерения его в нашем деле были еще им обдуманы и определены заранее. Восстание 14 декабря, при его политике и самодержавной власти, заградило в сердце его путь к милосердию и состраданию. Последствия доказали это, и некоторые из наших товарищей, прибегнувшие к откровенности и раскаянию, испытали это на себе, подвергшись одной участи с нами. Что же касается нескольких лиц, которых он простил, как-то: молодого Витгенштейна, Суворова, Лопухина, Шипова и Орлова, то тут действовала политика , и это еще более доказывает, как хладнокровно он мог рассуждать и поступать при разборе нашего дела и в применении правосудия к лицам, чествовавшим в тайном обществе. Лучшее же доказательство его непреклонности находится в собственных его словах при кончине своей наследнику престола .