Париж, 21 апреля 1943
Днем меня навестил старожил Нижней Саксонии, полковник Шаер. Обсуждали ситуацию. Оливковой ветви пока нет. Из всего, о чем он рассказывал, особенно жутким было описание расстрела евреев. Он слышал о нем от одного полковника, кажется Типпельскирха, которого для изучения происходящего послало туда его войсковое соединение.
При таких свидетельствах меня охватывает ужас, горло сжимается от предчувствия чудовищной опасности. Я говорю об этом в общем смысле и нисколько бы не удивился, если бы земной шар — от падения ли кометы или от взрыва — разлетелся на куски. В действительности меня не оставляет ощущение, что эти люди собираются просверлить Землю и что не случайно в качестве главной жертвы они выбрали евреев. Верховные палачи обладают даром зловещей прозорливости, которая зиждется не на интеллекте, а на демонических инстинктах. На каждом перекрестке они определяют направление, ведущее к великому разрушению.
Впрочем, расстрелов больше не будет, ибо их сменили газовые камеры.
Днем у Грюэля. По дороге я снова сорвал свежий лист со смоковницы у храма Вознесения, чьей зеленью любуюсь уже третий год. Это — одно из моих самых любимых деревьев в городе; другое — старая стриженая акация в саду дворца Почетного легиона. Третье — пожалуй, павловния в саду у Банин.