…Жизнь в оккупированной Польше удивительно быстро вернулась к нормальному состоянию. Поразительно, как быстро каждодневное берет верх над «историческим». Это наблюдение привело меня к выводу, что население играет только скромную роль в истории, по крайней мере в политической или военной истории, которая является уделом ограниченных элит. Люди не делают историю, они просто живут. Я нашел подтверждение этой мысли во вступлении к «Рассказу о старых женах» Арнольда Бенета, где он вспоминает свое интервью с пожилым железнодорожником и его женой в Париже во время прусской осады 1870–1871 годов. «Самое полезное наблюдение, которое я вынес из этого, — пишет Бенет, — было впечатление, ошарашивающее вначале, что простые люди продолжали жить обычной жизнью в Париже во время осады».
Вернусь к моим воспоминаниям о тех днях, как я их записал в мае 1940 года, — о времени, которое мы провели под германской оккупацией.
Начался самый печальный месяц моей жизни, который имел такой хороший итог: октябрь 1939 года. Мне трудно описать у что я делал в этот период и как я проводил свое время. В квартире было ужасно холодноу я спал под одеялом не раздеваясь. Было опасно выходить на улицуу потому что немцы хватали людей и посылали на работы. Я мог читать и заниматься только в дневное время у так как вечером не было электричествау а свечи нужно было экономить. Изо дня в день мы питались рисом, макаронами и различными супами, потом появились хлеб и капуста. Я вставал около десяти и с одинаково сильным голодом и отвращением ел завтрак, после чего шел навестить (моих друзей) О лека и Ванду или оставался дома… Я был в отчаянииу когда думал о моем положении — о том, как все мои планыу стремления и мечты были разрушены.
Я точно не знаю, почему отец считал невыносимой перспективу просто выжить под немецкой оккупацией, перспективу, с которой большинство евреев безропотно смирилось. Вероятно, это была гордость: он был достойный человек, который находил мысль, что к нему будут относиться как к изгою, невыносимой. Он не питал никаких распространенных тогда иллюзий и предвидел то, что произойдет. В письме, которое он написал месяц спустя, до того как началось открытое преследование, он предупреждал: «Польских евреев ожидает участь хуже, чем немецких евреев».
Свободное копирование
