И вот я, лирический герой этого правдивого повествования, открываю старый, потертый дипломатический портфель, и извлекаю из него чудом сохранившийся рукописный журнал. Он потрёпан, он даже снимался в документальном фильме Коли Макарова о поэтах-метафористах, но листы его нисколько не пожелтели, он выглядит, словно мы его сделали поза-позавчера. Только он уменьшился в исторической перспективе, подтвердив миф о шагреневой коже.
Первый раздел – «Поэзия».
В качестве дебютанта мы представляем Ивана Безена (ударение на первый слог), на самом деле Ваньке Безенчуку, которого мы заставили написать стихи, убедив его, что он может стать поэтом, потому, что у него нос как у Ахматовой. Стихи никакие, но много, есть куда расти. Вырос в приличного ударника-экскаваторщика, отца пятерых детей.
Следующий тоже горбонос, похож на француза, лет тринадцати, Анатоль Жан (Ажан). В предисловии о нём сообщили следующее: «Предельный лаконизм, острота и живость восприятия – отличительная черта творчества А. Жана, как поэта, делает его стихи особенно привлекательными. Печатается А. Жан впервые. Сейчас молодой поэт работает над романом в стихах». Ага! Сел по малолетке, но погонялово прилипло: «Ажан».
А вот и стихи самого сопредседателя, со-само-издателя, Фомы.
Самые первые стихи, написанные сходу, без предварительных ученических проб, а упоминание об «увесистой клади стихов» приведено исключительно для солидности.
***
Я никуда не тороплюсь,
мне свет луны, как в горло нож.
По тихим улочкам пройдусь,
к кому-то загляну в окно.
Мне свет луны, как в горло нож,
меня её лучи казнят.
Толпа выходит из кино
и нет ей дела до меня.
По тихим улочкам пройдусь.
Пройдусь вдоль жёлтых окон в ряд.
Из этих окон мне вослед
ничьи глаза не поглядят.
Зима
Наступила зима
на соседнего дома стропила.
Наступила.
Наступила на поля и деревья,
луга и дома.
Наступила.
Облетевший кустарник
в хрупкий, будто печенье, наст утопила.
Наступила.
Все бело: на дворе, за двором, на степи ли.
Наступила зима.
Разноцветные звезды
Луна бредет в изнеможении,
роняет свет на города,
и средь ветвей нагромождений
мигает синяя звезда.
За ней, как будто порождение,
как продолжение следа,
средь облаков нагромождений
плывет зеленая звезда.
И вновь, когда восток в брожении
и пробуждении, тогда,
над горизонтом – продолжением,
выходит красная звезда.
Забытые стихи
Листаю я забытые тетради,
моих стихов увесистую кладь,
лишь скуки из-за и забавы ради
я открываю каждую тетрадь.
Читаю я забытые стихи,
читаю то, что было только завязь.
И вижу я – не так они плохи,
и не плохими даже показались.
Чуть-чуть, быть может, шевельнется зависть,
но я держу увесистую кладь,
держу я то, что только – завязь,
и кажется, что я сжимаю клад.
***
И не надо мне мыслей высоких,
тихо сыплет во мне листопад.
Мне бы жить, питаться осокою
и смотреть, как горит закат.
Я смотрел бы, как солнце раздавливается
о подавшийся горизонт,
я смотрел бы и тихо радовался
под неслышный деревьев звон.
И, прижавшись к бидонам тёплым,
ощущая коровью плоть,
я бы в кузове трясся тёмном,
в бок вбирая коровье тепло.
И в подпрыгиваниях и вздрагиваниях
ошалевшего грузовика,
я б смотрел, как на небе разламывается
убежавший с цепи закат.
Ночная картинка
Занавеска на окне –
призрачно и бело.
Черный тополь в тишине
шепчется несмело.
Ночь тепла и глубока,
темнотою тлеет.
На подоконнике рука
синезеленеет.
Ветер чуть шевелит
на стене узоры,
будто в лунной пыли,
призрачные шторы,
ходят взад и вперёд,
словно в разговоре.
И большая луна
стоит на заборе.
Далее следуют стихи малолетнего Юрки Макусинского про город Нефтеград, куда, за длинным рублём уехали его мать и отчим. После сотрудничества с нашим журналом Юра не сел по малолетке, хотя все предпосылки для того были. Детство своё он провёл в дружбе со старшими, Фомой и полным отморозком Чёрным Коном, которые его, как беспризорника, брали с собой в походы и придумывали ему различные испытания, требующие выносливости и смелости, видимо готовили в космонавты, ведь его Юрой назвали в честь Гагарина. «Дитё песка, он жил ползком», подвергаясь все новым испытаниям, то на прочность канатной дороги через речку Камышинку, то на эффективность тренажёра-пропеллера для тренировки вестибулярного аппарата. Вынес все и широкую, ясную грудью дорогу пролОжил себе. Трудно поверить, что этот весёлый, большеголовый пацан с серьёзными грустными глазами начнёт извергать, спустя много лет, забыв все беды и несчастья детства, такие тексты:
Чтобы было и мне и со мной интересно,
я пишу для друзей бесконечные песни.
И доносы пишу, увлеченно и много,
о друзьях и товарищах — Господу Богу.
Мне так велено было — подробно и честно
говорить о забытых, больных, неизвестных,
о далеких и близких, о добрых и строгих —
обо всех. Непременно торжественным слогом.
Мне уютно с друзьями в реальности тесной
и любить, и молиться, и строить совместный
восхитительный космос, в квартирке убогой
подводя не придуманной жизни итоги.
Я в друзьях растворюсь и умру. И воскресну.
Но пока поживу еще с ними немного.
