Предисловие

A.     V.     E.

                            С     У     М     А     Т     Р    А

   роман в письмах, стихах и примечаниях

 Жизнь напоминает мне ни что иное, как лоскутное одеяло, сшитое из разноцветных кусочков.

                         Ортега-и-Гассет «Эстетика в трамвае»

                                     Предисловие

Основой этого не совсем обычного полудокументального  романа-эссе, стали письма и стихи ныне известного, легендарного поэта Х.. Назову его Фомой Х., потому как ни одно из этих юношеских стихотворений не было опубликовано, они неизвестны никому, даже автор о них забыл, а письма, естественно, никто не читал, так как они адресованы мне, автору этого правдивого повествования. Письма перемежались стихами, а стихи бытовыми подробностями. Трудно догадаться по текстам, что эти стихи принадлежат  Фоме Х. ещё и потому, что кажется та обстановка, тот уровень культуры и осведомленности, круг интересов автора, юноши из сибирского рабочего поселка, кажется и не предполагал возникновение будущего культового поэта. Вся эта переписка происходила в течение семи-восьми лет, началась со школьных лет, когда нам было по четырнадцать-пятнадцать, с издания рукописного самиздатского журнала «Суматра» (№1 в 1966 году, за ним следовали другие номера, частично утерянные), хотя слово «самиздат» мы и не знали («Хроника текущих событий» вышла годом позже), была просто потребность в таком предприятии, мы же подражали авторам и  литературным героям, не совсем отделяли авторов от их персонажей. Переписка продолжилась во времени, во все годы наших скитаний, вплоть до исчезновения в ней необходимости. Во время переписки мы сами становились персонажами того или другого литературного произведения и неимоверно подражали ему как в жизни, так и в стилистике писем. Все эти тексты – свидетельства давно ушедшей эпохи, причём, для нас серой и невнятной, которая теперь кажется милой, а тогда – беспросветным и унылым прозябанием в рабочем поселке, вдалеке от того, что нам казалось «большой жизнью», и куда мы вскоре отчаянно устремились. А дальше были рабочие общаги, бараки, гостиницы, палатки, казармы, кубрики, съёмные квартиры. Все вещи и книги помещались в одном рюкзаке, там же –  письма и записные книжки. Многие письма не сохранились, стихи потеряны, а все, что есть, оказалось у меня почти случайно, словно «рукопись, найденная в сундуке». Они чудом нашлись в небольшой потрёпанной папке, сохранённые моей матерью, и я их извлекаю  в приблизительной последовательности. Читать такие письма, это как смотреть кино на старой выцветшей пленке, местами поцарапанной, склеенной как попало в местах порыва нерадивым кинщиком, смотреть, словно, стоя  на ходовом мостике, вглядываешься в далёкий, туманный берег, угадывая за смутными очертаниями знакомые места. Кому как, но я люблю смотреть старое кино. Есть люди, которые живут здесь и сейчас, есть, которые живут вчера, сегодня и вечно. Вторые мне нравятся больше.

   «Лоскутное одеяло» повествования грубо, на живую нитку, сшито из разновеликих текстов.

1. Подлинные письма Х. (Фомы), носящие дневниковый характер, где он обращается к автору на «Вы», как к персонажу и пишет, пожалуй, их скорей сам себе, а адресат ему нужен как собеседник, который умеет слушать, правильно слушать, с пониманием. И сам Фома предстает в этих текстах как персонаж, меняя личины, то кривляясь, то принимая суровые позы юродивого и бахнутого  обличителя, то проповедника, а то искренне не понимающего окружающую действительность человека, доводящую его до мыслей о суициде.

2. Стихи, которые попадаются и в тексте писем и просто приложенных к письму, никому не известных стихи, полностью забытых автором и друзьями. Почти все они предназначались к публикации в очередном, втором, третьем и четвёртом (утерянных) номерах нашего рукописного самиздатовского «нерегулярного литературно-художественного журнала «Sumatra» («Суматра»)». Количества этих текстов хватило бы на толстый томик стихов. Если бы такой томик вышел в свое время (1966-1974), то Фома Х., еще до поступления в Литинститут, и первых публикаций, стал бы знаменитым русским лирическим поэтом. Дело в том, что, спустя некоторое время, Фома охладел к своему раннему творчеству, а одну из тетрадей («Жёлтая тетрадь») просто выбросил на помойку на моих глазах. И я, автор этого правдивого повествования, голубоглазый блондин высокого роста, полез на помойку и достал тетрадь. Фома хмыкнул иронично и вопросительно, а я злобно ответил, что лет через 10-20, когда он станет достаточно знаменит, я их опубликую под другим именем, например Фома Х. Фома же на эту угрозу только глумливо рассмеялся в мое честное, открытое лицо. Теперь, будучи человеком последовательным, я это обещание выполняю.  Это часть стихов, остальные сохранились в письмах и в приложении к ним.

3. Историческая справка. Параллельно нашей жизни шла другая жизнь и в СССР и в мире. Об этих событиях мы мало что знали, так как жизнь протекала совсем в другом измерении и в другой среде. Потому в тексте повествования приводятся некоторые даты.

4. Некоторые примечания от лица автора этого ироничного повествования, скрывающегося под разными личинами, то полного отморозка Чёрного, то молодого писателя, то военного журналиста, а то и Чики, отвязного Чикиндролиза, солдата удачи, служившего на Чёрном континенте. В повествовании использованы часть этих  текстов из давних записных книжек под названием «Фома. Инвалид детства»  уже в машинописном виде, перепечатанных и предназначенных  для публикации в том же журнале «Sumatra»  для небольшого круга друзей. Проводя литературные параллели, Фома всё это называл «Коноваль-Чукоккала».