***
В результате первого удара, осуществленного точно по плану, оказались уничтоженными все пограничные заставы и разведывательные пункты японцев.
С первыми лучами солнца через плавную линию пограничных холмов перевалили на рысях построенные в предбоевые порядки соединения монгольской конницы, составлявшие резерв Конно-механизированной группы. Из низины выскочили бронемашины и батареи.
Разорвав завесу пыли, поднятой десятками тысяч копыт, невдалеке от нашего командно-наблюдательного пункта вынырнул мотоцикл.
– Шестая кавалерийская дивизия Монгольской Народной Республики в установленное приказом время перешла государственную границу, – доложил мне соскочивший с мотоцикла офицер связи.
На лице его выделялись лишь белки глаз да зубы.
– Что, тяжело?
– Душно очень, товарищ генерал.
– Ну-ка покажите вашу флягу. – Взяв ее в руки, я был неприятно поражен. От нормы, рассчитанной на день, осталось всего несколько глотков.
– В пустыне невозможно дышать, – стал оправдываться мотоциклист. – Нос и рот забивает раскаленным пескам. Поневоле приходится полоскать горло…
Этот случай показал, что мы, видимо, недооценивали трудностей, с которыми предстояло столкнуться. В душе я понимал мотоциклиста. Мне было хорошо знакомо невыносимое чувство, когда на тело давит палящий зной, а в легкие вместе с горячим воздухом всасывается раскаленная пыль.
Подошедший Чернозубенко доложил о возвращении группы лейтенанта Тулатова, которую выбрасывали в район Цзун-Хучит для захвата водоисточника.
– Почему возвратились? – удивился я. – Они должны были удерживать колодец!
– Вода для пользования непригодна. Один из цириков попил и отравился. Врач установил – стрихнином.
– Где Тулатов?
– Ждет разрешения доложить.
– Давайте его сюда!
К нам подходит смуглый среднего роста худощавый офицер. Глаза виновато опущены, говорит короткими фразами с кавказским акцентом:
– По вашему приказанию…
– В чем дело, лейтенант? Почему не сработала урга?
Тулатов удивленно смотрит вначале на меня, потом на Чернозубенко. Подполковник объясняет, что «урга» в нашем понимании, означает бросок специального отряда вперед и захват сторожевого поста, а главное – колодца.
– Понятно, – кивает головой Тулатов. – Сразу ворваться на пост не удалось. Нас встретили огнем. Бой продолжался недолго, но колодец японцы успели отравить. Не иначе, как дело рук ламы. Мы поймали его, а здесь почему-то отпустили. – Тулатов удивленно пожал плечами. – Зачем отпускали?..
После ухода лейтенанта Чернозубенко показал мне листок пергамента, испещренный рукописными строчками.
– Тулатов нашел возле колодца.
– Прочитать можешь?
– Да. Написано по-монгольски.
Письмо, составленное в высокопарном стиле, содержало угрозу, рассчитанную на запугивание монгольских воинов:
«Через Гоби вам не пройти. Боги превратят колодцы пустыни в огненную смерть. Это говорю вам я, хубилган, потомок Дудэ – стремянного Джучи, сына Тимучина. Я – Тимур-Дудэ».
– Что означает «хубилган»? – поинтересовался я.
– Это характерный для ламаизма культ так называемых воплощенцев. Их почитают за богов.
– Ну что же, – резюмировал я, – нас пугают мистикой, а мы должны предупредить противника о реальной угрозе. Отпустите нескольких пленных и снабдите их нашими письмами. Подчеркните, что каждый, кого мы схватим вблизи источников воды, если у него найдут яд, будет признан диверсантом и уничтожен на месте. Что же касается Тимура-Дудэ, то попытайтесь установить, кто скрывается под этой личиной. Хорошо бы захватить этого типа.
Свободное копирование
