Возвратясь в Симбирск, я сделался неразлучным с князем; ему хотелось доискаться причины бунта татар. [Бестужев крутился и лгал.] Я просил своих друзей татар найти мне хотя один приказ в волости от удельной конторы о запрещении татарам иметь более одной жены. Я знал, что Бестужев отобрал и уничтожил все приказы. Ночью привезли мне единственный экземпляр приказа, сохраненный писарем на границе Казанской губернии. Я настаивал на существовании распоряжения. [Бестужев опровергал, последний раз при мне князь спросил на честное слово, и Бестужев дал честное слово, что такого распоряжения не было. Бестужев ушел, а] я подал князю приказ, подписанный Бестужевым, с печатью конторы. Боже мой, как рассвирепел мой честный князь; [по приходе Бестужева приказал мне сесть за ширму, а как увидал его -- тяжело дыша, показал ему приказ: подлец, скотина, мерзавец -- целый лексикон эпитетов и непечатных слов высыпал на статского советника! Тот имел силы один раз прошептать: "Виноват". Князь выгнал его и не приказал являться на глаза.]
Мне приятно вспомнить, что Иван Степанович Жиркевич, принимая искреннее участие, очень был доволен моими успехами, а подготовка все таки осталась в секрете. Все удивлялись успеху, видя только наружную сторону дела.
Князь Лобанов Ростовский был очень красивый мужчина, очень статный, от 40 ка до 50 ти лет, справедлив и храбр как шпага. Если не ошибаюсь, он начал службу адъютантом при князе Волконском, -- вот отчего он, может быть, бессознательно заступался за удел, но после я узнал -- вся проделка от Льва Перовского через князя Волконского. Перовский был вице президентом уделов.
[Князь очень полюбил меня. Раз спросил, не хочу ли я быть полицмейстером в Питере? -- "Нет, не хочу!" -- "Отчего? Вы имеете к тому способности". -- "Не хочу, потому что я здесь старший, а там -- под командой, да и Питера я ненавижу".]
Еще при объезде татар князь посылал курьеров, а из Симбирска -- то и дело летели курьеры; князь писал государю на оторванной страничке маленькой почтовой бумаги и всегда вдоль бумаги и по французски, непременно делая помарки: un и une, так и посылал с помарками. Моя обязанность была печатать и пломбировать сумку жандарма. Я советовал переписать помарки, он отвечал: "Государь требует от нас дела, а не формы". [Раз дает мне читать страничку. Я прочел представление меня к Анне на шею. Я просил позволения уничтожить. "Отчего?" -- "Не к лицу мне; хорошо видеть у вас; вишь на вас крестов, как на кладбище, за то вы -- князь, Лобанов да еще Ростовский, генерал лейтенант, да генерал адъютант. А мне к чему? Вычтут из жалованья и будет мешать мне одеваться". -- "Вы говорите серьезно?" -- "Позвольте разорвать". -- "Разорвите". Я изорвал. "Странный вы человек! Чем же я могу благодарить вас?" -- "Очень можете". -- "Чем?" -- "Скажите кому следует, что я полезен для службы". -- "Да я и не могу не сказать". -- "А я более ничего и не желаю".
Здесь, кстати, похвастаю (но право, не хвастаю) -- несколько представлений я изорвал, а ордена, какие имею, получил тогда, когда начальник хотел досадить мне. Когда нибудь расскажу, это был не секрет.]
Проводил я князя до границы губернии, и не дала мне судьба повидаться с ним; был я в переписке с князем, хотя редко.
[После рассказывал мне Дубельт, что князь много хлопотал о моем кредите в Корпусе жандармов.]