Хлопотавши с Загряжским, потом женился, я потерял из вида дела по удельным имениям; доходили до меня слухи о неудовольствиях на удельное управление, но полагал -- дело новое, еще не освоилось, не надо мешать, обойдется. Лишь только я хотел пощупать осторожно, что делает удельная контора, как является ко мне лучший мой унтер офицер Баракин, посланный мною в уезд, и рассказывает, "что в татарской деревне Бездне удельных чиновников с управляющим Бестужевым татары засадили в пустую избу и заколотили под арест. Татар набралось множество из других деревень, все верхами, скачут по полю с ножами и кистенями, бормочут по своему; я в соседнем русском селе дождался ночи и тихим манером освободил чиновников".
-- За что татары арестовали удельных?
-- Ничего не знаю.
[Молодец, умница, спасибо!]
Я к Жиркевичу, ему только что донес исправник; явился удельный управляющий и говорит об ужасном бунте. От какой причины бунт -- покрыто мраком неизвестности. Я спросил Жиркевича, что он намерен делать?
-- Поеду, прочитаю закон.
-- Татары не понимают русского языка, не послушают.
-- Тогда приведу войска.
-- Какие?
-- Здешний баталион.
-- В баталионе 300 человек, но не наберется здоровых и 100 человек, остальные калеки, а ружей кой как годных с замками не найдется и 50 ти, что же вы можете с этой армией?
-- Исполню закон.
-- Но вы знаете, что это не только бесполезно, но вредно тем, что татары раз испытают бессилие воинской команды, тогда нужна будет против них армия, ведь татар 40 тысяч!
-- Что же делать, я должен исполнить закон.
В этих словах выразился весь Жиркевич.
Сознавая вред от буквального исполнения закона, я у него же в кабинете написал к нему конфиденциальное письмо, в котором, изложив бессилие его действовать против взбунтовавшихся татар, исполняя буквально статьи закона, и могущий произойти от того вред, то, в отвращение вредных последствий, я, на основании секретной инструкции, высочайше утвержденной, останавливаю его действия по этому делу и принимаю на свою ответственность. Подал Жиркевичу, он прочитал внимательно два раза, спросил:
-- Вы не возьмете назад?
-- Нет.
-- Что заставляет вас соваться в такое рискованное дело и брать добровольно на свою ответственность?
-- Бесполезность ваших действий и польза от моей удачи, ведь я русский человек!
Жиркевич обнял меня и сказал:
-- Вы честный и благородный дурак!
-- Спасибо.
-- На вашем месте я бы не взял на себя, а вам дай Бог успеха!