Симбирские казенные крестьяне -- на черноземе, на Волге, были богаты, много домов крыты тесом, синие кафтаны, красные кушаки -- жили привольно. Делаясь удельными, становились помещичьими -- переход не радостен! Надобно было быстро и ловко обделать дело. Все исполнение пало на меня. Поняв любовь гр. Протасова к крайней аккуратности, я каждый день посылал ему отчет в каждом часе моей деятельности. [Помню, тогда проезжал в Оренбург Перовский, увидав мою часовую отчетливость, просил графа убедить меня перейти к нему. Я отвечал, что нахожу лучше быть попом в деревне, чем в соборе дьяконом.]
В это время я проезжал в сутки 300 верст.
Я успел [ловко] взять подписки со всех деревень в согласии на переход, а Флиге еще сочинял проект, как приступить к делу. Губернатор не участвовал, но ему хотелось прицепиться к награде; он вздумал взбунтовать одну отдаленную деревню Буинского уезда. Я упросил графа съездить со мною. Городничий Буинска не мог отвечать графу ни на один статистический вопрос, даже не сказал, сколько церквей в городе. Граф спросил меня:
-- Что он -- дурак пошлый?
-- Нет, вы не умеете спрашивать, мне он ответит: г. городничий, сколько у вас кабаков?
Быстро и бодро отвечал: "Шесть!"
[Граф хохотал и завидовал моему веселонравию и сказал: "Вот какими людьми держится порядок в России!"]
Граф уложился спать, а [я] сам -- в деревню к бунтовщикам и так настращал их именем графа, что когда он приехал, то нашел всю деревню на коленях; но тут же я узнал, что приезжал переодетым чиновник по приключениям, но доказать было трудно, и я просил дела не поднимать.
Огромная власть была у графа Протасова. Когда я рассказал о полковнике Крутове и что он флигель адъютант, но живет у губернатора, гр. Протасов послал за Крутовым, я и теперь слышу тот повелительный голос графа! Оба полковники и Крутов -- флигель адъютант, но граф так жестоко бранил его, как я не бранил бы писаря, -- глупцом, соусником, блюдолизом и проч. Укорял его, как доверенного государя: к нему должен прибегать обиженный, а кто же пойдет с жалобой на губернатора, когда он лижет его тарелки! Приказал чрез два часа съехать -- и съехал. Во все время Крутов покорно молчал. Я так и ждал, вот Крутов треснет графа.
Когда собирался граф уезжать, то я, боясь неустановившегося еще дела и боясь шаловливости Загряжского, советовал придумать что нибудь. Граф послал меня к губернатору сказать, что граф будет у него официально.
Пришли мы с графом, губернатор встретил во фраке. Граф спросил: как передал вам г. майор? На ответ губернатора граф сказал:
-- Я пришел официально передать губернатору волю государя, с лакеем я говорить не могу, наденьте мундир и придите выслушать.
Пришел в мундире губернатор. "Слушайте повеление государя: вы устраняетесь от всякого участия в делах по переименованию казенных крестьян в удельные. Государь император повелевает все распоряжения по этим делам вам, г. майор! Вы имеете действовать, не сносясь с губернатором; малейшее косвенное вмешательство губернатора заметите -- пришлите немедля курьера".
Губернатор только успел сказать, что он не заслужил такого недоверия.
Граф крикнул: "Молчать! Когда приказывает государь, тогда не разговаривают, а исполняют; еще одно слово -- я отправлю вас в тележке!"
Я был свидетелем два раза страшной власти графа Протасова. Не будучи посвящен в иерархию дворянских чинов, я изумлялся власти полковника и осторожно высказал это графу; он много смеялся моему невежеству и сказал: "Флигель адъютантов много, а при особе государя -- два, три".
[Граф Протасов, прощаясь, сказал мне: "Нет сомнения, я скоро займу положительное место, пиши ко мне, я дам тебе место по твоему выбору". Граф действительно скоро занял место -- обер прокурора Святейшего Синода, но я, не прося в жизни никого и ничего, не просил графа. Раз воспользовался его вниманием, когда надоел мне один архиерей в Киеве, может быть, придется рассказать.]
За этими хлопотами я потерял из вида следствие о майоре Юрьевиче. После слышал: флигель адъютанта полковника Крутова назначили в какой то армейский полк -- младшим. Майору Юрьевичу не давать в команду отдельной части -- милостиво! На счет виновных доставить в Петербург забракованного рекрута.
[Был другой флигель адъютант, тоже не хотел сделать мне визита, по знакомству с братом его помещиком, я упрашивал, чтобы он сделал мне визит -- не хотел. Я написал шефу и скоро сам отправился в Питер, там узнал, что шеф гонял флигель адъютанта и приказал сделать мне визит в полной форме и извиниться. Я занимал две комнаты третьего этажа в гостинице "Париж". Докладывает жандарм; я приказал сказать, что занят, не могу принять, и повторил эту шутку. Выслушав извинения, молча, и когда он дожидался слова снисхождения, я скромно сказал: "Вы должны быть примером в исполнении высочайшей воли, вы ошиблись, отнеся визит к моему лицу, положим, я ничтожен, но воля государя выше нас с вами!"]
Старшим, чванству я никогда не спускал, но часто попадались по жалобам секретари, столоначальники, заседатели и тому подобные: берут взятки -- бери, Бог с ними, на то они и крапивное семя, а то жадные, возьмет с одного и берет с противника, обиженная сторона жалуется. Сейчас записку: свидетельствуя совершенное почтение и проч., имею честь просить пожаловать для личных объяснений. В зале всегда есть просители или знакомые. Приходит виновный, я самым ласковым образом говорю, что затрудняюсь в одном деле и обращаюсь к его опытности; прошу его совета и приглашаю в кабинет, двери на замок и там уж объяснение, от которого сойдет с головы три мыла! Видя трусость и раскаяние, обещание немедля возвратить деньги и клятва более так не делать, -- выходя из кабинета, я вежливо благодарю его за умный и опытный совет -- далее кабинета не шло. Не помню случая, чтобы были рецидивисты. Цель достигалась без оскорбления.
Свободное копирование
