Я с Батенковым каждый день становился дружнее; за обедами он вострился надо мною; если удавалось, и я платил ему тем же. В то время и до сего часа я имею природное отвращение ко всякому вину; за здоровье Сперанского вместо шампанского я пил превосходный мед; от двух бокалов меда выходил из за стола красненький. Это замечал Сперанский; видя мою дружбу с Батенковым, раз говорит ему:
-- Приятель ваш молодашка моряк, может быть, неглупый юноша, но что значит среда: так молод, а уже становится пьяницей.
Батенков расхохотался и сказал:
-- Вот как иногда высоко стоящие делают ошибочные заключения о маленьких. Мой приятель моряк еще в жизни не пробовал никакого вина, он и за ваше здоровье пьет мед, а не шампанское, а что он краснеет -- виновата юность.
Сперанский смеялся над своею ошибкою и добавил, что он желал бы почаще сознаваться в таких ошибках.
Батенков был старше меня лет на десять, но он так был умен и умел сделать, что я не чувствовал этой разницы. Однажды, в сумерки, между интересными его рассказами, он сказал мне, что у них есть кагал, что у них ходят свои почты и что всех своих членов кагала они имеют средство быстро двигать к повышению по службе.
-- Хочешь, я запишу тебя в члены?
-- Какая цель кагала?
-- Этого я не могу сказать тебе: тайна!
Я не думавши отвечал:
-- По моему, Гаврило Степанович, где тайна -- там нечисто!
Мы более не говорили об этом. Я теперь ясно помню: я отвечал Батенкову без всякого сознательного намерения, вовсе не обдумав. Это время было щегольства фраз и готовности резонно отвечать противореча. Впоследствии оказалось, что 1819 года называвшийся кагал -- после было общество 14 го декабря!Не сорвись тогда с языка глупая фраза, попади я в список -- другим бы путем пошла вся жизнь моя! Батенков не желал мне сделать зла, он желал сделать мне добро, потому что сам был членом сильного кагала.
После разговоров моих с Сперанским, о чем потом я расскажу, буду продолжать о Батенкове что только знаю о нем. Сперанский через Батенкова предложил мне перейти служить к нему; вот слова Сперанского:
-- Скажите ему, пусть лучше начинает служить с головы ! Жизнь в дикой стороне, без общества, может очерствить его.
Я отвечал, что я только и знаю морскую науку, для нее только учился семь лет и уверен, что я недурной морской офицер. Штатская служба мне неизвестна; мне надобно учиться вновь -- поздно, может быть, и не выучусь; от флота отстану, а к штатским не пристану; кроме того, я страстно люблю морскую жизнь. Пусть будет как будет! Благодарю и вечно не забуду милостивого внимания ко мне Михаила Михайловича -- остаюсь во флоте! Хорошо ли я сделал, худо ли -- не знаю!
Судьба после запрягла меня в штатскую -- совладал!