1945 - 71

09.08.1945

Сегодня день событий. Больших, выдающихся из ряда вон. Все мои планы, все ожидания спутались, смешались так внезапно, что сейчас я не в состоянии как-нибудь систематизировать их.

Самое значительное событие - это сообщение о новой войне, об открытии дальневосточного театра военных действий Советского Союза с Японией. Обычно слухи опережают события, и взбудоражив умы людей еще задолго до фактического оформления их, подготавливают к хладнокровному восприятию.

Так было и на сей раз. Еще за дней 7-10 до нынешнего сообщения пришел слух, его подхватили все и стали шепотом, не лишенным таинственности, передавать друг другу, что СССР объявил Японии войну. Приходилось верить и не верить в одно и то же время. Говорили люди взрослые, в разных чинах, и их никак нельзя было назвать сплетниками.

Чтобы удостовериться - пошел в клуб, тихонько спросил. Меня не обругали, не удивились вопросу, ибо сами задались им до моего прихода радио ничего значительного не сообщало. И вот теперь - вторично.

В столовой долго ожидал завтрака - не подавали. Решил почитать газету. В ней новости, хотя и не первой свежести, но все же интересные. Когда вернулся - услышал, что все говорят о Японии. Молнией ударило в голову: может и правда? Стал расспрашивать. Даже шутники и грубияны теперь серьезно и вежливо отвечали: "СССР объявил войну Японии. Мы воюем теперь с японцами. Молотов заявил японскому послу о нашем решении воевать с ними".

Теперь это оказалось правдой. Радостно и тревожно на душе. Война долгой не будет - это сейчас ясно как никогда. Япония слабей Германии, а союзники могущественней, чем прежде. Ставили предположения о длительности войны - 3 месяца. Иные говорили - японцы слабее, но они еще дадут нам жизни. Это были упаднические настроения, но они оказались весьма распространенными.

Некоторые почти плакали: "Мы столько воевали и теперь опять придется. Нам из войны не вылезти". Штабные радовались - их не пошлют на войну. Хулиганы и прочая анархистски настроенная братия не скрывала своего огорчения: "Теперь опять штрафбаты..."

А мне было радостно. Теперь мы покажем японцам. Я не боялся, хотя решил не быть больше дураком и самому не напрашиваться на фронт, а если и идти, то политработником, чтобы оказаться полезным и быть заметным на фронте не только и не столько товарищам по оружию, сколько начальству, которое оценивает. Теперь пора получать награды. Отвоевал.

Сказать, это были довольно таки нечестные мысли, но справедливые. Для меня в этом случае был важен не столь сам факт предстоящего обуздания японской агрессии, сколько сила и значимость голоса нашей великой державы, к которому уже сейчас прислушиваются чутко и с которым считаются не только друзья-союзники, но и нейтралы, и даже враги мира всего.

Эта война принесла нам не поражение, не бедность и разорение, а могущество, силу, величие, которое превзошло все ожидания. Ни одна страна не сделала так много для утверждения мира во всем мире, как наша. Ни один народ не понес столько жертв и не перенес столько трудностей, как советский, и поэтому было бы обидно, если бы с Японией расправились другие страны без нашего участия, а мы бы, при торжестве их победы, оставались в стороне; хотя интересы наши отнюдь не в меньшей степени, чем интересы союзников упираются на существующее положение на Дальнем Востоке.

Второе событие - новый приказ маршала Жукова командующего фронтом. Этот приказ весьма приемлем и необходим в данных условиях, и все же некоторые моменты в нем мне не по душе.

У нас есть много хулиганов, провокаторов различных инцидентов, ссор, драк - врагов и негодяев. С ними нужно бороться жестоко и применять по отношению к ним самые решительные меры. В наших рядах не должно быть места людям, позорящим Красную Армию на глазах Европы, вызывающих укор и негодование пославшего нас, как своих представителей в Германию, передового, культурного, русского народа. Таких выродков надо выкорчевывать из нашей среды, бить неустанно, повседневно. Но при чем здесь чистый армеец, прослуживший в действующей армии и так много отдавший борьбе за народное дело - свою молодость, здоровье, знание, и все, что только может взять война.

Теперь пора отдохнуть хоть немного, увидеть то, чего еще никогда не видел - зарубежный мир, узнать то, о чем так мало знал и не имел ясного представления - жизнь, нравы, обычаи за границей, и, наконец, видеть людей, говорить, ездить свободно, наслаждаться мизерной долей (если она есть в Германии) счастья.

Нам запретили разговаривать с немцами, запретили ночевать у них, покупать. Теперь нам запрещают последнее - появляться в немецком городе, ходить по его улицам, смотреть на его развалины. Не только бойцам офицерам. Но ведь это невозможно! Мы люди, мы не можем сидеть за решеткой, тем-более что на этом не кончается наша служба в армии, а казарменное положение и жизнь в казармах успела нам до чертиков надоесть. В армии отвечают лишь за себя, и я попытаюсь сделать то же самое.

Чего я хочу? - свободы! Свободы жить, мыслить, работать, свободы наслаждаться жизнью.

Теперь я лишен всего. В Берлин закрыт мне доступ. Из роты даже нельзя самовольно уйти. Опять занятия, снова проверки. Все снова, как на войне. Скучно так и томно на душе. Таков смысл приказа.

Временно решил в Берлин не ездить. До окончания срока прочески. Но за своими фотокарточками и фотопортретами должен непременно днями заскочить в город, ибо все пропадет.

Если бы не последнее обстоятельство, возможно, я и побывал бы в Берлине и справил бы свои дела, но... Неожиданно нам сообщили, что мы переводимся в 3 сб, приказали приготовиться и с вещами ожидать машин у ворот.