Детство - 4

4. Школа.

В конце 50-х годов семилетняя (позже – восьмилетняя и средняя) школа имелась только на центральной усадьбе совхоза, на отделениях располагались начальные школы. В сущности, и сейчас ничего не изменилось; разве что, где-то, возможно, закрылись и начальные школы.

Дети, желающие получить полное образование, жили в домах у кого-нибудь из жителей центральной усадьбы (школьный интернат у нас в посёлке появился только в середине 60-х годов). Так, в нашем доме во время учёбы жили трое детей из семьи Ижболдиных (фамилия изменена), проживающей в посёлке Придорожный за 12 км.

Помню, что мой отец на своём грузовике неоднократно заезжал к Ижболдиным, и  те снабжали его продуктами (в том числе, и мёдом) для питания своих детей.

Сейчас я поражаюсь: в нашем, не самом большом доме, кроме семьи из пяти человек, проживали ещё три школьника! Как мы только умещались, все 8 человек, в двух комнатах, подходящих для сна (в доме была ещё одна комната, так называемая прихожая, удобная для выполнения уроков)?!

Помню,  у стен комнат стояли койки; кому-то, видимо, приходилось спать вдвоём на одной кровати, что в то время считалось вполне естественным. Вообще, русские люди испокон века ютились в страшной тесноте – дома строили не самые большие (в целях экономии топлива), а проживало в них до 15 и более человек.

И ведь не только жили все 8 человек, но и как-то уживались друг с другом! Сейчас семьи намного меньше, жилой площади больше, но, тем не менее, нам всегда почему-то кажется тесно, мы нередко спорим, ругаемся друг с другом из-за всякого пустяка…

Да, действительно, для того, чтобы иметь ангельский характер, нужно обладать дьявольским терпением!

А моей маме приходилось готовить еду не на пятерых, а на 8 человек. Да так, чтобы ничем не обидеть посторонних детей. Очень нелёгкое это дело - ведь "чужие" дети, возможно, привыкли к несколько другой пище.

И сейчас, через полвека, я хорошо помню этих ребят, проживающих в нашем доме, помню их имена и лица. Валя, Саша, Нина… Две девочки и мальчик Саша. Тогда они казались мне совсем взрослыми.

Пятеро учеников, усердно склонившихся над учебниками и тетрадками, помимо моей воли, воспитывали у меня уважение к учёбе. Я с интересом рассматривал учебники по геометрии, по ботанике, по немецкому языку. Особенно меня интересовал учебник истории с многочисленными красочными рисунками.

- Это кто? – обращался я с вопросами к старшим товарищам.  – Русские или немцы?

- Нет, это китайцы (ассирийцы или персы), - отвечали мне.

Ответ меня разочаровывал – я не слышал ни о каких ассирийцах и персах. О китайцах хорошо знал, потому что Китай являлся нашим великим соседом, родители иногда покупали вкуснейшую китайскую тушёнки, а некоторые счастливчики бегали в крепких и красивых китайских кедах.

Глядя на старших, я тоже начал учиться читать. Не все буквы хорошо запоминались. Особую трудность для меня представляли мягкий и твёрдый знаки. Тем не менее, в 6 лет я уже читал и стал ходить в библиотеку, где раз в неделю брал тоненькую книжку с напечатанными крупными буквами. Бессменным библиотекарем была невысокая, полная, добродушная тётя Женя.

Так что, по поводу обучения грамоте в школе я не беспокоился. Волновало меня другое – произношение. Вместо слова «рыба» у меня получалась «выба», вместо «балалайка» -  «бааайка». Я приходил в отчаяние: мне уже 6 лет, через год – в школу, а у меня «р» и «л» не получаются!

К моему удивлению, в 1-й класс я пошёл, довольно хорошо выговаривая обе этих «страшных» буквы, и никаких претензий по поводу произношения ко мне не выдвигалось.

Очень хорошо помню полёт в космос Юрия Алексеевича Гагарина 12 апреля 1961 года – об этом было объявлено по радио, и говорилось об этом полёте каждый день. У нас был радиоприёмник «Балтика», и все очень любили его слушать – ведь он являлся для нас звуковым окошком в мир! Больше всего нам нравились радиопостановки, новости и передачи для детей.

А на день рождения в мае мне подарили часы. Настоящие, с цифрами и ремешком! Правда, стрелки у часов были нарисованы. Но это неважно – всё равно, часы я носил, не снимая.

Наступило 1 сентября 1962 года. В первый класс меня никто не провожал – родители были на работе; до школы дошёл один. Правда, мама приготовила для меня букет цветов.

Мой старший брат носил школьную форму синего цвета, напоминающую солдатскую – фуражку с кокардой, гимнастёрку с ремнём и брюки.  И я один год носил такую форму, после чего её, к счастью, отменили.

Девочки носили коричневые школьные платья с чёрным фартуком (в праздники надевали белые фартуки). Эту форму не отменяли, и девочки носили её вплоть до самого выпуска в 10 классе. Мне такая форма нравилась – строгая и, в то же время, нарядная (с белыми манжетами и воротничками) и аккуратная.

Девочки в то время были обязаны носить косички с бантиками –  как будто специально для того,  чтобы мальчики могли дёргать девочек за косички. Думаю, что это не самое приятное ощущение. Но как себя сдержать, если весь урок перед тобой туда-сюда мотаются хвостики с бантиками? Не захочешь, а дёрнешь.

Правда, в этом случае девочки разворачивались и давали сдачи. Да ещё и учительница сделает мальчику замечание. Так что, приходилось терпеть. Бог терпел и нам велел. Про Бога, правда, в те времена никто не вспоминал; казалось, это забыто уже навсегда… Оказалось, что только казалось…

Что интересно, в первом классе у нас уже был второгодник! Васька был на голову нас выше и намного крупнее. Помню, как он гонялся за первоклашками с ремнём в руке. Я от него не убегал – такая игра мне была неинтересна, и Васька чувствовал это: он бегал только за теми, кто, удирая, визжал от восторга. И ему забавно, и ребятам весело.

В начальной школе у нас было по два параллельных класса, в каждом примерно по 25 учеников. В начальной школе обучались дети с посёлков Гумбейский и Переселенческий; суммарное число дворов в них - примерно 200 - 250. Считаю, это очень неплохо - на 200 - 250 дворов - 200 - 250 детей в возрасте от 7 до 12 лет! На каждый дом - по школьнику начальных классов (и, соответственно, в среднем, по два старшеклассника). Как правило, в семье было по три ребёнка, в ряде семей - по 5 - 6 детей, в некоторых семьях - по 10 и более детей.

Национальный состав учеников отражал национальный состав Нагайбакского района в целом.

У нас в районе преобладают русские (42 процента), нагайбаки (37 процентов), казахи (12 процентов). Всего в районе проживают представители 12 национальностей; причём, украинцев очень мало. Должен заметить, что национальность человека в общении детей и взрослых не играла тогда (как и сейчас) практически никакой роли.

Нас учила Васса Павловна (она же обучала и моего старшего брата). Женщина была очень добрая, все 4 года детей называла только по имени, и мы её очень любили – на уроках и на переменах липли к Вассе Павловне, делились с ней самым сокровенным.

Зимой деревянное здание школы отапливалось высокими, круглыми печами; помню, на переменках мы грелись у печи, стоя рядом с Вассой Павловной и тётей Панной. Тётя Панна выполняла обязанности истопницы и уборщицы этого небольшого помещения.

Постоим, погреемся у печи, потом тётя Панна берёт в руки большой бронзовый колокольчик и начинает звонить. Это значит, что перемена закончилась, и нужно идти в класс.

Школа размещалась в двух одноэтажных помещениях, стоящих рядом, но классов всё равно не хватало, и школьники обучались в двух сменах. Я чаще учился в первую смену, с 8 часов утра.

… Помню, уже в 4-м классе, на уроке, один мальчик воскликнул:

- Васса Павловна! Я вчера пришёл со школы и начал рисовать вчерашнюю сказку! Волка нарисовал, мишку, лисичку!..

- Молодец, Слава! – улыбнулась Васса Павловна.

Почему-то никому не было обидно, что Славу похвалили, а нас – нет; мы знали, что в следующий раз наша добрая учительница отметит ещё кого-нибудь.

С первого же месяца обучения Васса Павловна доверила мне раздавать ученикам школьные тетрадки после проверки домашних заданий. Правда, уже через пару месяцев почти все дети научились читать, и это почётное задание стали выполнять и другие ученики. Опять же, для меня это было ничуть не обидно.

Никого из школьников ни Васса Павловна, ни кто другой из учителей не выделяли. Правда, в школе учились дети некоторых механиков и прочих специалистов совхоза, но, повторяю, учители их ничем не выделяли. Напротив, эти детки (особенно мальчики) чаще всего учились хуже других.

Что касается девочек, почти все они первые четыре года учились на «хорошо» и «отлично»; получив «четвёрку», девочки часто плакали и боялись идти домой. Но уже с пятого класса некоторые из них скатились на «тройки», а другие продолжали учиться на твёрдые «четыре» и «пять».

Мне учёба давалась легко. Первую «четвёрку» я заработал, кажется, только в 5-м классе. После каждого класса получал похвальные грамоты за «прилежную учёбу и примерное поведение». Вот с поведением после 4-го класса у меня стало не очень – начал взрослеть, и "примерным мальчиком" мне быть уже не хотелось.

А после первого, помню, радостно сообщил старшему брату:

- Я первый класс закончил на круглые пятёрки!

На что его друг фыркнул:

- На квадратные!

Этот мальчик, Сашка, вообще был юмористом.

… С началом учёбы мы, дети, узнали страшное слово «прививки». Нет, мы прививок не боялись. Ведь в садики мы тогда не ходили, и никто нас ни от чего не прививал (кроме обязательной прививки от оспы в виде двух огромных пятен на предплечье левой руки; со временем такие прививки прекратили делать). Думаю, что в то время в сельской местности прививки были не особо-то и нужны.

Но всё равно неприятно: сидишь на уроке, ни о чём плохом не думаешь, и вдруг открывается дверь, и в класс заходят грозные женщины в страшных белых халатах… Иногда врачи прививок не делали, а усаживали детей на стул и осматривали волосы. Бывало, у некоторых учеников находили ползающих насекомых. В старших классах на «вшивость», конечно, уже не проверяли.

А тогда, в начале 60-х, культурный уровень многих сельских жителей был невысок. И не только вследствие  недостаточного образования, а, главным образом,  ввиду низкого уровня материальной обеспеченности, попросту - нищеты населения. Не помню, когда в продаже появилось туалетное или, как его называла мама, «духовое» мыло; до этого мылись исключительно хозяйственным мылом; волосы промывали яичным желтком.

Не было стиральных порошков, и мама варила щёлок из древесной золы. Когда родители купили стиральную машину, мама вместо порошка строгала в машину хозяйственное мыло.

Практически не было в продаже детского белья. Да и простой ситец трудно было купить. Но наши заботливые мамы как-то умудрялись выходить и из этого положения, так что грязными, оборванными и голодными мы, дети не ходили.

Мои родители, как и все крестьяне тех лет, очень уважали учителей и, вообще, процесс учёбы. Для них на первом месте всегда стояла наша учёба, а потом уже - хозяйственные дела. Так что, домашними делами мы занимались только тогда, когда у нас были выполнены уроки.

Отец очень любил читать, и чем старше он становился, тем больше ему нравилось чтение.

Так, в 30-е годы он читал "Смерть Вазир-Мухтара" Ю. Тынянова, "Русские женщины" Н. А. Некрасова, фантаста Беляева, "Аэлиту" А. Н. Толстого и пересказывал нам содержание этих и других книг.

Библиотеку отец не посещал (не находил для этого времени), зато выписывал с десяток разнообразных газет и журналов, в том числе, и "Роман-газету". Для детей приходили газета "Пионерская правда" и интересный журнал "Пионер".

По примеру отца и мы, дети, полюбили чтение. Помню, в начале 60-х  годов в "Роман-газете" впервые был опубликован рассказ Солженицына "Один день Ивана Денисовича".

Прочитав это творение, отец возненавидел этого "гения современности" и "духовного отца русского народа" до конца своей жизни - за разнузданную ложь и клевету в отношении Сталина, Советской власти и всего русского народа.

ПС.

Мои дневниковые записи, сделанные в 11-летнем возрасте: