Откровенно. Автобиография - 1

ФИНАЛ

Я ОТКРЫВАЮ ГЛАЗА - и не могу понять: кто я? где я? Если подумать, в этом нет ничего необычного: я провел полжизни, не зная ответов на эти вопросы. И тем не менее сейчас все иначе. Сегодняшнее мое смятение куда глубже обычного. И это пугает.

Оглядываюсь вокруг. Я лежу на полу, рядом с кроватью. Да, точно: ночью я переполз с постели на пол. Я делаю это почти каждую ночь: так нужно для спины. За несколько часов сна на мягком матрасе приходится расплачиваться адскими болями. Считаю до трех, и начинается долгий и мучительный подъем. С кашлем и стонами перекатываюсь набок, сжимаюсь в позу эмбриона и, наконец, переворачиваюсь на живот. Теперь мне предстоит терпеливо ждать, пока сердце вновь разгонит кровь по всему телу.

Вообще-то я еще довольно молод: всего тридцать шесть. Но, когда я просыпаюсь, чувствую себя на все девяносто шесть. Тридцать лет ускорений и резких остановок, высоких прыжков, неудачных приземлений - и вот мое тело словно чужое, особенно по утрам. Да и разум мой будто витает где-то вдалеке. Открывая глаза, я каждый раз оказываюсь в шкуре незнакомца, и хотя это уже не новость, осознавать это приходится каждое утро. Я быстро восстанавливаю в памяти главное. Меня зовут Андре Агасси. Моя жена - Штефани Граф. У нас двое детей, дочь и сын, трех и пяти лет. Мы живем в Лас-Вегасе, однако сейчас находимся в номере люкс нью-йоркского отеля Four Seasons, потому что мне предстоит участвовать в Открытом чемпионате США по теннису 2006 года. Это мой последний чемпионат США и мой самый последний турнир.

Я играю в теннис всю свою жизнь, хоть и ненавижу его глубокой, тяжкой ненавистью. Всегда ненавидел.

- Как только последняя деталь головоломки встает на свое место, я поднимаюсь на колени и шепчу:

- Пусть это, наконец, кончится!

И сразу:

- Но я не готов к тому, чтобы все кончилось…

Я слышу, как в соседней комнате завтракают, болтают, смеются Штефани и дети. Мне хочется увидеть их, прикоснуться к ним, еще больше хочется впрыснуть в организм утреннюю дозу кофеина. Эти желания придают сил, и я поднимаюсь на ноги. Вот так ненависть ставит меня на колени, а любовь позволяет выпрямиться во весь рост.

Бросаю взгляд на часы, стоящие возле постели. Половина восьмого. Штефани позволила поспать подольше. В последние дни на меня навалилась свинцовая усталость: и от физического напряжения, и от эмоциональной бури в связи с грядущим уходом из спорта. И вот теперь к измождению добавляется физическая боль. Она пронзает спину, рука непроизвольно тянется к больному месту. Ощущение, будто ночью миниатюрный механик пробрался в мой позвоночник и установил титановый замок от противоугонной сигнализации. Как я могу играть в Открытом чемпионате США, если у меня не позвоночник, а негнущийся металлический штырь? Неужели последний матч в моей карьере закончится обидным поражением?

При рождении у меня диагностировали смещение поясничных позвонков: нижний, отделившись от остальных, встал так, как ему заблагорассудилось. (Кстати, именно поэтому при ходьбе я выворачиваю стопы внутрь.) Когда один из позвонков выбивается из общего ряда, места для нервных волокон в канале остается гораздо меньше и они не устают об этом напоминать при каждом движении. Если же к этому добавить две грыжи межпозвоночных дисков и кости, продолжающие расти в тщетной попытке выстроить защиту вокруг поврежденного места, то становится ясно: мои нервные волокна страдают жесточайшей клаустрофобией. Когда они протестуют против тесноты истерическими импульсами, боль пронзает ногу так, что перехватывает дыхание. В такие моменты помогает одно средство: лечь и ждать. Но иногда приступ случается прямо во время матча. В таких случаях единственный выход - резко изменить манеру игры: по-другому двигаться, бить по мячу, действовать совершенно иначе. Но тогда начинается мышечный спазм. Никто не любит перемен, мои мускулы - не исключение. Из-за резкого изменения нагрузки мышцы присоединяются к бунтующему позвоночнику - и вот уже мое тело, кажется, воюет с самим собой.

Джил - мой тренер, друг и второй отец - говорит в таких случаях: «Значит твое тело дает понять, что больше не хочет этим заниматься». «Мое тело говорит об этом уже давно, - отвечаю я Джилу. - Почти с тех пор, как я сам научился говорить».