29.08.1943
Крюково, Ростовской области.
26 числа после зачтения приказа получил звание младшего лейтенанта. Теперь ношу звездочки на погонах. Как-то странно и непривычно: "Товарищ младший лейтенант" - это немного смущает, я не привык еще к этому званию.
Когда меня одевали, старшина сказал выдать мне ботинки. Я отказался получать их и, когда пришел командир роты, я обратился к нему с просьбой выдать мне сапоги (он обещал раньше). Но теперь он и знать ничего не хотел об этом - "Сапог ты не получишь!" - отрезал категорически. Когда я стал настаивать - пригрозил револьвером, обругал хорошо при курсантах и приказал замолчать.
Я отказался от ботинок и стал требовать только обмотки. Обмоток мне не давали. И я, несмотря на то, что был в наряде, остался ждать окончания выдачи обмундирования, чтобы все-таки добиться своего. О сапогах я уже и помышлять перестал.
Пришел полковник и сразу обратил внимание на мой вид. Я объяснил ему все. Он, записав по памяти мою фамилию, распорядился выдать мне сапоги. Однако, как только полковник Шапкин ушел, они вновь принялись издеваться надо мной. Выдали 46 номер сапог, в то время как мне нужен был 43. После долгих споров и пререканий удалось получить 42.
Победив там и отобедав, я отправился в строевую часть исполнять обязанности связного. Там делать было нечего и я попросил майора помогать ему в сортировке личных дел курсантов (для отсылки на присвоение звания).
Все личные дела взвода были в моих руках, в том числе и мое. В моем листке поощрений и взысканий не было ни того и ни другого. Даже благодарность полковника приказом по курсам, не была внесена в мое личное дело. В партхарактеристике было, однако, написано, что имел я предупреждение на партсобрании за пререкания с командиром взвода. В остальном ничего плохого в моем личном деле нет, как говорится, "за исключением пустяка".
На другой день после того как нас обмундировали, мы были собраны для отправки с курсов. Некоторые из нас по приказу направлялись в часть, в число этих попал и Подойников Миша и Левицкий. Я в числе почти всего нашего взвода, к великому сожалению своему попал в резерв. Теперь опять нас гонять будут.
Прощался со многими: с майором из строевой части, с капитаном-инженером, с капитаном Клименко и старшим лейтенантом Захаровым. Не смог попрощаться с майором Дмитриевым, подполковником Лихановым, капитаном Горовцевым, старшим лейтенантом Гоусом, капитаном Жадановым и другими - их не было.
Последним прощался с полковником. Его теплое рукопожатие надолго осталось со мной. Какой хороший, добрый человек. Не гордый, не кичливый, несмотря на его чин и должность. Я никогда не забуду как он хорошо и заботливо относился ко мне, всегда выделяя меня из общей массы курсантов, часто интересуясь моими здоровьем, учебой и писаниной. Сапоги он мне выдал наперекор всему и вразрез с желанием командира роты отправить меня в часть в обмотках. Впрочем, и командир роты в конце совершил таки акт милосердия, выдав мне шинель в обмен на тряпку (что я отобрал у хозяйки, уворовавшей мою шинель. Я отомстил той изрядно, забрав из дому все туфли и в тот же день продав их за 800 рублей).
Решил сфотографироваться. На окраине Ростова, откуда должен был быть отправлен в село Крюково, зашел на базар где и сфотографировался на пятиминутке у лилипута. Всего изготовил он 11 снимков но, к сожалению и досаде моей, испортил все. Выкинул я 220 рублей. И за отсутствием лучшего поотсылал эти.
Сюда, в Крюково, приехал только сегодня. Две ночи переночевал на окраине (Северо-западной) Ростова. Последнюю ночь в огородах я поохотился маленько, ибо был голоден после привычной курсантской пищи, разбаловавшей мой вкус и аппетит.