Крутые дороги - 14

В начале августа я получил от начальника ветеринарной службы Группы советских войск в Германии генерал-лейтенанта Н. М. Шпайера приглашение приехать в Берлин на 2-ю конференцию военных ветеринарных врачей с научным докладом. Моя жизнь сложилась так, что я никогда не служил в армии, не имел военного звания, а потому и не облачался в военную форму. А тут меня пригласил к себе начальник Главного военно-ветеринарного управления Наркомата обороны СССР генерал В. М. Лекарев и заявил, что на время командировки в Германию я получу звание полковника, что мне надо срочно приобрести военную форму и выехать в Берлин вместе с микробиологом профессором Коляковым, генерал-майором ветеринарной службы.

13 августа я, «академик-полковник», и Коляков, «профессор-генерал», заняли места в купе международного вагона. Ехали по Польше. Вокзалы разрушены. Администрация — польская, а стрелочники, машинисты и поездная прислуга — русские, весь подвижной состав тоже наш. На станциях преобладали русские, поляков значительно меньше.

Навстречу нам — бесконечные составы, идущие из Германии на родину. Вагоны были украшены лозунгами, портретами наших вождей. Все дышало радостью победы. Подъехали к Варшаве. Мост через Вислу разрушен. Перебрались по временной переправе, сооруженной нашими саперами. Варшава была страшной: бесчисленное множество разрушенных, обгоревших домов.

Утром 16 августа попали в Германию. Мост через Одер был взорван, и поезд шел по деревянному мосту, который возвели советские воины. Вокзальные перроны заполняли наши солдаты и офицеры. К 4 часам дня прибыли в Берлин.

Конференция проходила под председательством генерала Шпайера в помещении небольшого кинотеатра, а во дворе был сооружен выставочный павильон. Присутствовало 300 ветеринарных врачей. 17 августа вечером состоялся мой доклад «Проблемы девастации инфекционных и инвазионных болезней». Как раз когда я выступал, на конференцию прибыл член Военного совета группы советских войск генерал Телегин, первый заместитель маршала Г. К. Жукова. В президиуме — генералы и полковники ветеринарной службы.

Я докладывал в течение часа и могу сказать, что взял аудиторию в плен. Наблюдая за президиумом, я видел не только любопытство, начертанное на лицах, но и смесь удивления с удовлетворением. Особенно остро реагировали три генерал-лейтенанта. Лекарев был явно удивлен, Шпайер удовлетворен, а на лице Телегина я прочел острое любопытство.

Поймал себя на том, что, как актер, оценивал форму выступления, реакцию слушателей. Раньше я этого за собой не замечал. Думаю, что подобное явление было вызвано необычной обстановкой, спецификой моих слушателей, а также условиями, временем и местом, в которых протекала работа конференции…

Поселились не в самом Берлине, а в одном из его предместий — Хаппенгартене, который раньше славился своим ипподромом. Наш особнячок, где мы с профессором Коляковым коротали вечерние часы, составлял вместе с окружавшими армейскими ветеринарными лазаретами своеобразный «ветеринарный район».

18 августа конференция завершила свою работу. На заключительном заседании я снова выступил с докладом. Посвятил его двум проблемам: во-первых, недооценке военными ветврачами гельминтологического фактора в патологии лошадей и, во-вторых, игнорированию науки о паразитических насекомых и клещах, в результате чего широко распространились чесоточные болезни животных.

Следующий день мы с профессором Коляковым посвятили осмотру Берлина. Наш автомобиль ехал по прекрасной дороге, на обочинах которой валялись разбитые легковые и грузовые машины, танки. Провода высокого напряжения были порваны, небольшие домики разрушены до основания. Попадались немногочисленные уцелевшие особнячки. Все дороги и аллеи заполняли беженцы, возвращавшиеся на свои пепелища. Множество солдат германской армии — и раненых и здоровых. — возвращалось домой в своих потрепанных серозеленых шинелях. Все везли домашний скарб на тележках, использовали даже детские коляски.

Видели и такие картины: старуха-жена везла повозку, в которой сидел парализованный супруг. «Вот истинная верность, — думал я, глядя на них, — и вот результат фашистской политики».

Чем ближе к центру Берлина, тем больше разрушений. Проехали под аркой, сооруженной нашими войсками, — аркой Победы. На ней слова: «Слава доблестной Советской Армии!» Все перекрестки испещрены надписями на русском языке. Стрелки указывают направления — «В Потсдам», «В Кюстрин», «В Дрезден» и т. д.

На перекрестках регулировали движение транспорта немецкие полицейские в зеленом облачении и с белыми рукавами. Провожатый сказал, что совсем недавно регулировщиками были наши девушки в военной форме.

Вот обгоревшее, сильно поврежденное здание рейхстага. Мы осмотрели его и снаружи и внутри. Нижний этаж весь в цементной пыли. Колонны, стены, перекрытия и случайно сохранившиеся барельефы испещрены бесконечными надписями, сделанными нашими бойцами, штурмовавшими Берлин. Тысячи имен и фамилий, названия сотен наших советских городов и сел! Хорошо было бы, думал я, чтобы эти надписи навсегда запечатлелись в памяти агрессоров.

Заезжали мы и в самую фашистскую берлогу — имперскую канцелярию, здесь Гитлер покончил самоубийством. В одной из комнат валялись груды книг. Это была «Майн кампф» — катехизис фашистской идеологии.

Проехали Бранденбургские ворота. Вот знаменитая гогенцоллернская «аллея Побед». Здесь, среди пней, воронок от бомб, развалин кипела жизнь. Тут — рынок. Сюда стекались вес желающие либо продать свои вещи, либо купить бытовой скарб. Отвратительное впечатление производили американские солдаты, спекулировавшие часами. Они оголяли до плеч свои руки, на которых были нанизаны десятки мужских и дамских часов разных фирм.

Поездка в Берлин и все увиденное там вызвали много размышлений. Это были нескончаемые думы о человеке и человечестве, о войне и мире, о роли и месте человека в общественной жизни. Я думал об ответственности каждого гражданина за судьбы своей Родины, об ответственности ученых перед всем человечеством.

С той поры прошла четверть века, но, к сожалению, обстановка в мире часто заставляет думать на эту старую тему. Империализм нагнетает напряженность, таит в себе угрозу термоядерной войны. Ученые обязаны все свои знания, все силы и способности употребить на защиту мира во всем мире.

…23 августа беседовал с Лекаревым, Шпайером и молодым полковником Рогалевым — начальником фронтового ветеринарного лазарета. Вечером уехал в Москву, куда и прибыл на четвертый день. Как воспоминание о Берлине остались у меня два фотоснимка, на которых я запечатлен в форме полковника ветеринаркой службы.