***
Мы едем в деревню. На перроне вокзала стоим в ожидании пригородного поезда. Вот подходит поезд, жутко фыркает, и нас окутывает клуб пара от паровоза. Страшно! Кричу и плачу. Отец подхватывает на руки и утешает. В вагоне я сижу у окна и неотрывно смотрю, как мелькают деревья и столбы, домики и луга. Выходим из вагона и долго идем по дороге, по обеим сторонам которой высокие желтые колосья, а между ними красивые синие цветочки. Прошу разрешения сорвать их. Вместе со мной их рвут мама и отец. Потом мы садимся на траву. Мама плетет себе и мне венки из этих цветов (теперь я знаю, что это васильки) и поёт: «Всё васильки, васильки, много мелькает их в поле. Помнишь, у самой реки мы собирали для Оли?» Отдохнув, мы идем дальше. Чтобы было веселее, мама с отцом, разбегаются, приподняв меня за руки. Я визжу от восторга. А когда устаю, отец сажает меня к себе на шею и скачет, «как лошадка». И это тоже весело.
***
В другой раз мы с мамой вдвоем идём той же дорогой и тоже рвем васильки и плетем венки. Часто отдыхаем, потому что я устаю, но на руки не прошусь. Жарко. Вдруг нас догоняет грузовая машина и шофер предлагает подвезти. Он открыл дверцу кабины и мы с мамой сели. Впервые увидев доску приборов, я начала спрашивать, что это, как называется. Долго-долго я помнила названия: спидометр, тахометр, тормоз, стартер, а потом забыла и вспомнила только тогда, когда стала обучаться вождению. Он довёз нас до горки перед Госомкой, а сам свернул. Мы не дошли еще до середины горки, а уже навстречу нам шел дедушка. Он подхватил меня на руки и защекотал усами и бородой, целуя. А я отбивалась, хохоча от этой щекотки. Они с мамой перешли речку вброд. Еще пять минут - и мы дома, где ждут бабушка, мама Фрося, Женя и Валя. Каждый меня зацеловывает, затискивает, а я смеюсь и отбиваюсь. Было же такое счастье!
***
Несколько раз мы приезжали в деревню во время разлива Десны. Выходили из пригородного поезда в Хотылёве и останавливались на берегу в ожидании лодки перевозчика. Мне всегда хотелось сесть на скамейку с края, чтобы окунуть руку в воду. Но отец строго требовал посадить меня и маму в середину. Помню, как долго мы плыли на лодке, как блестели капли воды, падая с вёсел, как солнечные зайчики на воде разбегались в стороны, обтекая лодку с обеих сторон. Мне казалось, что мы плывем по морю, о котором я уже слышала и знала, что оно огромное. Мы проплывали мимо распустившихся верб. Они были уже не белыми и пушистыми, а жёлтыми, покрытыми пыльцой. Я назвала их цыплятками. Отец нарвал мне их целый букет, который с трудом вмещался в мои руки. И я подарила половину сидящему рядом мальчику. Он вначале отказывался, но отец его уговорил.
***
В деревне у меня была подружка Тася. Это с ней мы катались на санках с Изотовой горки, играли в кукол, сделанных бабушкой Улей, варили для них кашу из тающего снега и соскобленного со стен сарая коричневого, желтого и зеленого лишайника, играли в классики на первых проталинках, а летом делали «бомбочки», завернув в листья лопуха нагретую солнцем пудру сухого чернозёма. Эти «бомбочки» подбрасывали вверх и весело хохотали – под душем из чернозёма мы становились чёрными, как негритята. А мама Фрося потом ворчала, отмывая меня и застирывая мою одёжку.
