Понедельник, 29 марта
Утром за мной зашел Анри Шеффер. Завтракал с ним в его мастерской.
Оттуда зашел за Пьерре в министерство, затем смотрели диораму. Обедал и провел вечер у него. Сонливость и тяжесть.
Вчера, вторник, 30 марта
Утром у себя в мастерской.
Исправление печи заставило меня совершить прогулку в музей. Любовался Пуссеном, затем Веронезе, для чего влез на стремянку.
Попробовал переписать голову умирающего.
Вечером у Пьерре. Хороший вечер, проведенный в интересных разговорах. Вечером, вернувшись домой, получил посланье от Тиффио.
Среда, 31 марта
У Леблона. Возвращался вечером с Дюфреном; он заразил меня своим пылом. Говорили о Веронезе; он тоже изображает страсть.
Надо мало есть за обедом и работать по вечерам одному. Я думаю, что бывать время от времени в большом свете или просто в свете менее вредно для развития и умственной работы, что бы по этому поводу ни разглагольствовали так называемые артисты, нежели выдерживать их собственные посещения. Все их разговоры донельзя вульгарны; от них надо спасаться в одиночество, но жить следует в воздержании, как Платон. Это — средство сосредоточить свой энтузиазм на чем-либо одном, когда ежеминутно отвлекаешься куда-то в сторону и постоянно нуждаешься в обществе других. Дюфрен безусловно прав: то, что переживаешь наедине с самим собой, остается крепким и непорочным. Как бы ни было велико удовольствие делиться своими переживаниями с другом, надо объяснять слишком много оттенков; может быть, каждый их и чувствует, однако на свой лад, а это ослабляет у каждого впечатление. Раз он мне советует, да я и сам признаю необходимость побывать в Италии одному и жить одному, когда я там устроюсь, начнем теперь же привыкать к этому: отсюда проистекут и другие счастливые перемены. Вернется память, настоящее разумение и порядок...
Дюфрен говорил о Шарле, что в его манере нет настоящей непосредственности; бросается в глаза ловкость и приемы. Подумать об этом.