Пятница, 27 февраля
Обедал у Перпиньяна. Меня радует то, что я становлюсь рассудительнее, не теряя, однако ж, способности волноваться от прекрасного. Я не хочу себя обманывать, но мне кажется, что я работаю спокойнее, чем прежде, и вместе с тем все так же люблю свою работу. Одно меня огорчает — я не знаю, чему это приписать, — но мне необходимы развлечения в виде встреч с друзьями и т. д. Что до искушений, которые тревожат большинство людей, они меня и раньше особенно не беспокоили, а теперь меньше, чем когда-либо. Кто мог бы поверить мне: однако наиболее реальное для меня — это то вымышленное, что я воплощаю в своей живописи! Все остальное — песок сыпучий.
Здоровье у меня плохое, капризное, как мое воображение.
Вчера и сегодня писал ноги молодого человека в углу картины. Какими приношениями мог бы я отблагодарить небо за то, что мне не приходится заниматься ни одним из тех бессмысленных занятий, которые судьба навязывает людям. По крайней мере, я могу подсмеиваться над ними.
Суббота, 28 февраля
Сделал голову молодого человека в углу картины...
Я думал о том, как счастлив Гро, которому поручают работы, столь соответствующие природе его дарования.
Сегодня вечером мне захотелось сделать несколько композиций на сюжет Геи фон Берлихинген Гёте, следуя тому, что говорил мне о нем Пьерре.
Воскресенье, масленица, 29 февраля
Сделал другого молодого человека в углу картины с маленького Нассо и дал ему 3 франка. Обедал у матери Пьерре.
Анри Шеффер зашел ко мне. Он говорил о Дюфрене, как об очень достойном человеке; я о нем того же мнения; я хочу, чтобы он был моим другом.
Свободное копирование
