Довелось мне вводиться и в другой хранимый долгие годы спектакль - «На бойком месте» Островского. Там покорителем сердец был народный артист УССР Михаил Михайлович Белоусов. Он был так хорош, ловок, легок и обаятелен, что совершенно забывался его уже солидный возраст.
В этот раз я заменяла заслуженную артистку УССР А. Столярову, игравшую Аннушку. Ввод был серьезный, репетировали основательно, и все бы ничего, да вот только Аннушка поет прекрасным голосом, и все восхищаются, а я певица никакая.
Пригласили солистку оперного театра. Меня поставили спиной к зрителю, будто в окно смотрю, а ее за окном, так, чтоб никто не видел. Она поет, а я вид делаю. Накануне спектакля пришел на прогон Михаил Федорович, посмотрел, поблагодарил певицу и попросил больше не приходить. От окна меня отвел, посадил рядом с гитаристом и велел петь «Пела, пела пташечка, да замолкла». Послушал, улыбнулся укоризненно: «И это все, что ты можешь? Будешь петь сама. Репетируйте», - и ушел. И я пела, только, как говорили прибежавшие поздравлять меня актеры, «уж очень по-цыгански». Они были уверены, что пела оперная певица. Чего не сделаешь со страха.
Была большая гримуборная для молодежи: Г. Будылина, А. Роговцева, пришедшая после Киевского театрального института чуть позже меня, Е. Деревщикова, И. Захарова, Г. Жирнова, Е. Герасимова и я.
Компания была дружная. Колокольчиком звенел смех шустрой, ясноглазой Кати Деревщиковой, Галя Будылина уморительно рассказывала о семейных радостях и ссорах. Ада Роговцева восхищенным полушепотом доверяла нам радости и муки своей любви…
После спектакля все спешили по домам, и в театре оставались только сторожа и я, а где-то в другом крыле здания с крошечной дочкой жила семья Луспекаевых. Тихо. В коридорах синий свет. Я писала письма, учила роли, ждала звонка.
Свободное копирование
