* * *
На следующий, шестнадцатый день опять была служба, возносили хвалу Лотосовой сутре, творению будд Шакья-Муни и Прабхутаратны — эти будды вместе восседают в едином венчике лотоса. Потом все по очереди делали подношения в павильоне Прабхутаратны. С самого утра на церемонии присутствовал прежний император Го-Уда, поэтому всех посторонних прогнали и со двора, и из храма. Мне было очень горько, что меня не пустили, — как видно, посчитали черную рясу особенно неуместной, — но я все же умудрилась остаться возле самого храма, стояла совсем близко, на камнях водостока, и оттуда слушала службу. «Ах, если б я по-прежнему служила при дворе…» На какое-то время я даже пожалела о жизни в миру, от которой сама бежала… Когда священник начал читать молитву за упокой и блаженство усопшего в потустороннем мире, я заплакала и, пока не кончилась служба, продолжала лить слезы. Рядом со мной стоял какой-то добрый с виду монах.
— Кто вы такая, что так скорбите? — спросил он.
Я побоялась бросить тень на память покойного государя откровенным ответом и ответила только:
— Мои родители умерли, и траур по ним давно закончился, но сейчас они вспомнились мне особенно живо, оттого я и плачу… — И сказав так, тотчас ушла.
Прежний император Го-Уда тем же вечером отбыл; опять опустел, обезлюдел дворец Фусими, все кругом, казалось, дышит печалью. Мне не хотелось никуда уходить, и я но-прежнему некоторое время жила неподалеку от усадьбы Фусими.
Прежний министр Митимото Кога доводится мне двоюродным братом, и мы изредка обменивались письмами.
В ответ на мое послание он написал мне:
Навевают печаль
и осенние виды столицы
— сколько грустных ночей
провели вы в горах Фусими,
предрассветной луной любуясь?…
Эти стихи заставили меня еще сильнее ощутить скорбь, я была не в силах сдержать горе и ответила:
Скорбя о былом,
провела я три ночи осенних
в безлюдных горах -
множит грустные воспоминанья
предрассветной порою месяц…
В свою очередь, он прислал мне ответ:
Как, должно быть, для вас
мучительны воспоминанья
о минувших годах!
В эту пору, когда тоскою
веет осень в краю Фусими!…
Помнится, в пятнадцатый день — день смерти государя, — я поднесла храму заветный веер — пусть он служит кому-нибудь из священников, — и на обертке написала:
Не чаяла я,
что в третью Его годовщину
осенней росой
вновь рукав окропить придется,
от горючих слез не просохший!…
Свободное копирование
