* * *
Заупокойную службу служили в загородной усадьбе Фусими, я слыхала, что присутствовали и государь, и государыня Югимонъин. и хорошо представляла себе их скорбь, но с тех нор, как не стало человека, служившего посредником между мною и государем, я лишилась всякой возможности поведать ему и его дочери о том. как искренне соболезную их горю; мне оставалось лишь молча скорбеть душой. Так жила я, в одиночестве встречая утро и вечер, а тем временем — кажется, это было в шестую луну того же года, — разнеслась весть, что государь Го-Фукакуса болен. Говорили, что у него лихорадка, и пока я вне себя от тревоги, со дня на день ждала вести, что болезнь миновала, мне сказали, что больному, напротив, с каждым днем становится хуже и во дворце уже возносят моления богу Эмме. Я пошла во дворец, но не нашла никого из знакомых, у которых могла бы узнать, как чувствует себя государь, и ни с чем вернулась домой.
Что, если не сон,
тебе еще сможет поведать
о скорби моей,
о том, как, тоскою объята,
рукав орошаю слезами?…
Я изнывала от беспокойства, слыша, как люди толкуют: «Приступы лихорадки следуют один за другим…», «Как бы не случилось несчастья!…». «Что, если я, быть может, никогда больше его не увижу?) — теснились в голове тревожные думы. Я была в таком горе, что начиная с первого дня седьмой луны затворилась в храме Хатима-на. совершила тысячекратное поклонение богу Такэноути, молила его отвести беду, послать государю выздоровление; на пятые сутки молитвы мне приснилось солнечное затмение и я услышала голос, возгласивший: „Солнце скроется с небосвода…“
Примечание переписчика: «В этом месте опять кусок рукописи отрезан, что следует дальше — неизвестно. Продолжаю переписку с начала уцелевших строк».