Бабушка - Анна Петровна

Глава 22. Бабушка - Анна Петровна

 Как-то, в прошлом году, растапливая свою деревенскую баню, и используя страницы из старого журнала “юность”, я наткнулся на рассказы Василя Быкова – белорусского писателя, ныне уже покойного. Василь описывал прежний быт русской деревни и ее обитателей, и так он подробно это все описывал, мне показалось, что в бане моей запахло конюшней и хлевом – ну признанный мастер и писатель, что тут скажешь! Всколыхнул он тогда мою память, и защемило у меня что-то в душе по тем детским временам. Не знаю, почему, но слезы навернулись на моих глазах, и видимо, очень стало жаль, утраченных и прожитых в деревне, детских лет, задел он неожиданно чувственную струну моей души!

 И мне также захотелось описать дом деда и быт его домочадцев. Не знаю, как это получиться, однако попробую это сделать с доступными мне способностями!

 Бабушка - Анна Петровна была второй женой моего деда, что случилось с первой я не знаю, но о ней в семье деда почти не упоминалось. Отец мой родился от первой жены и, как уже писал в 1910 году, но, кажется, дед развелся с первой женой, т.к. о ней не упоминали и не поминали, опять, же не у кого и спросить сегодня.

Бабушка Анна, была худенькая, но энергичная и все время суетилась возле большой русской печки и что - то варила, жарила, парила, пекла. Надо ж было кормить семь человек вместе со мной, кроме двух дядек были еще две дочери Нина и Валентина - тети мои. Бабка ловко управлялась с всякими ухватами, подхватами и прочим инвентарем для производства пищевой продукции. А какие шаньги она пекла и рыбники! Шаньги это те же ватрушки только по краям, по периметру загнуты, чтобы не сползала начинка. А вот бабушкин хлеб мне не очень нравился, т.к. из-за нехватки муки бабка пекла его с натертой сырой картошкой. Когда мне хотелось поесть хорошего пышного и пшеничного хлеба, я посещал другую мою тетку- тетю Клаву, которая жила в соседней деревне - Белопуховы. В эту деревню надо было пройти по узенькой тропке, проделанной через поле засеянной рожью, а рожь была выше меня, но заблудиться было невозможно и, пройдя по ней, я оказывался в тёткиной деревне. Муж у тети Клавы был мельник и работал на дальней мельнице и домой появлялся изредка, но всегда с большим мешком пшеничной муки, там тоже было не мало ртов, но об этом я напишу в отдельной главе. Муж у тети Клавы был второй по жизни, первого я не помню, и звали его Иван Иванович.

 Еще хорошо помню блины из овсяной муки, которые виртуозно пекла бабушка Анна и они у нее получались пышные и ноздреватые. И пекла она их не на сковородке, а на противнях и раскаленном поде и ловко их вытаскивала специальной лопатой с длинной ручкой. А на столе уже расставлены с вазочки и мисочки с дарами природы: солёные рыжики, белые соленые грузди, моченая брусника и, конечно, сметана, и сметана, сбитая с малиной и еще растопленное масло. Меда не было, дед улей не держал. И никакого алкоголя, чай из большого самовара с не большим кусочком колотого сахара. Но было все вкусно, чудесно и прекрасно! Молоко я очень любил, у деда была корова и часто кружка молока, и краюха хлеба заменяли мне и завтрак и ужин и я был сыт и доволен.

 Гостить у дедушки летом была только моя привилегия, родившихся при мне сестер, в деревню не отправляли, не знаю почему, вероятно, у взрослых были на это свои причины. Сегодня я счастлив за те года, которые летом провел в деревне и среда домочадцев – спокойные, уравновешенные отношения между ними и никаких матюгов и ругани - благотворно влияли на формирование моего индивидуума, но не характера!

 Еще в памяти осталась большущая сковорода, на которой подавалась или яишня, или картошка с грибами или еще что-то, но все было вкусно. Сковородка ставилась на середину стола, мы рассаживались вокруг с деревянными ложками и начинали трапезу, таская жарёху, и каждый из своего визуального сковородного сектора и не дай бог залезть на территорию к соседу, можно и ложкой по лбу схлопотать от деда Андрея. Всем хватало и все были сыты, запивали-то молоком. Я балдел от этого семейного деревенского общества и семейной трапезы.