31 января 1998 г.
Ю.В.Петров («Реалисты») переслал мое письмо к нему по поводу журнала-плагиатора своему заму по Движению – Н.Б.Жуковой. Она – передала (не зарегистрировав в канцелярии Движения) это письмо, по обычаям, хорошо известным в России доперестроечной, самому виновнику – В.Б.Чурбанову, к тому же повышенному в должности – с 4 января ( заметим, что это был выходной для сограждан, а, значит, для чиновных дел) он получил должность зам. дир. Российской Государственной библиотеки, главной библиотеки страны. Чурбанов молчит. В связи с этим я решила найти хоть какие-нибудь пути защитить достоинство «Автографа», во что бы то ни стало найти. И пусть эта микроцель и отнимет многое из оставшегося здоровья, постараюсь ее так или иначе реализовать.
…Саша Лацис сообщила, что «Новые Известия» не станут публиковать мое письмо о плагиате:
– Если хотите знать, почему, позвоните Ямпольской.
Я не хочу знать, почему: сама могу придумать тысячу отговорок для подобного случая.
…Из «Независимой…» звонил некий вежливый человек – Григорий Заславский. Переадресовывал к некоему Зотову:
– Мы не хотим связываться с другими газетами, хотя я лично полностью с вами солидарен.
– Так ведь в нашем случае журнал нас обворовал, к тому же - толстый, не газета.
…Обещал прояснить ситуацию, но вероятности огласить «плагиаторство», по-видимому, мало.
С абсолютно желтым «Московским комсом.» связываться не хочется. Вот тебе, бабушка, и гласность: две попытки, и обе – с нулем в итоге.
«Создала» письма в Судебную палату по информационным спорам при Президенте, в Минкульт и на имя О.Сысуева, т.к. утверждался на должности зам. дир. РГБибл. В.Чурбанов, – по предусмотренному гос. положению об особо ценных объектах культуры, – этими высокими инстанциями: департаментом культуры и информационного просветительства и (приказом) Минкульта.
Выходит, что попутно изучаешь и механизмы продвижения «драгоценных» кадров наверх.
В деп. культ. и инф. пр-ва мне сказали, что человек этот ( столько нервов, в частности, у меня, порушивший) был директором ведомственного (минкультовского) института культуры. Убожество подобных структур было широко известно десятилетиями; об убожестве самой этой персоны свидетельствует лишний раз и его, например, статья в том же, первом за 97 год, номере его журнала – дорогущего по затратам, никчемного по составу в целом. Все в ней вторично (третично, десятерично), пето-перепето, претенциозно и по существу в высшей степени лукаво; словоблудие об интеллигенции и ненависть в итоге к ней, спекуляция на теме.
Вся эта история с очередным, но и самым хамским, плагиатом, – «прекрасная» подложка под финансовый для газеты нуль. Номер готовый лежит ведь уже с 18 декабря 1997 г. Костров и иже с ним все кормят и кормят нас с Валей обещаниями результативных встреч, вплоть до того, что сутками заставляют сидеть безвыходно при телефоне: все ждем от потенциальных инвесторов звонка. Сегодняшнее ожидание увенчалось тем же. Если я не права в своей оценке «хода» дел, то только в той части, что уж очень я в связи с «делами» мрачна. Пью тазепам, по штуке в день, чтобы, не дай Бог, не сорваться — при Валином нездоровье — на крик или на слезы.
Со всех сторон вопросы – когда выйдет номер, дата памяти П. — на носу. Парализованы и отношения с авторами: не могу себя заставить заказывать людям материалы, когда судьба летнего номера совсем в потемках, покуда февральский – неведомо, как издавать. Хоть делай на компьютере – хоть три экземпляра: для себя, для музея в Москве, для какого-нибудь из Пушкинских обществ, например, для Ростовского; авось, сохранят.
Узнав о плагиате, К. сказал: надо деньги с них взять. Пусть бы и взял; но это просто очередная «красивая фраза». Сам-то он в суд не пойдет, а у нас на это, не говорю уж о нехватке сил, — ведь ни копейки нет.
…Лежит, уже какой день, на столе у меня пленка – Катя с т.канала «Культура» переписала ее, спустя много недель после передачи. Но перемонтированная (у Кати ведь прошло всего на 5 минут материала, записанного на пленку), она могла бы, на мой взгляд, составить профессиональный капитал любому из ТВ-каналов. Но ВИД (хорошая для некоторых целей вещь - пейджер – с его односторонней связью, с отсутствием контролируемой обратной связи) в лице А.Косульникова молчит с 9 января. Один из основных фактов в нашей записи на днях устарел: теоретически (без денег – пока?) Б.Вяземы–Захарово вошли в госуд. программу – в ряду известных памятных пушкинских мест. (На всякий случай оговорюсь, чтоб хоть самой себе не соврать, заранее не обольститься: сообщил мне об этом Феликс Кузнецов, который мог успокоить меня на словах на всякий случай, потому что в принципе, я поняла, ему проблема эта — до лампочки: в Академии наук продолжают ведь твердить, что у Пушкина не было детства). Значит, акценты в проблеме надо менять. Тем более, что второе опорное крыло программы, связанное с Захаровым, – область. Она пока все еще раскачивается: ждут, якобы, февраля – специально, якобы, будут на областном уровне собираться; там, глядишь, и губернатор где-нибудь в марте программу области подпишет… Это еще будет хорошо: до юбилея (и, главное, на восстановление Дома Пушкина) останется все-таки год.
…Говорят, пресловутого господина Доминяка (нынешнего директора заповедника Б.Вяземы – Захарово) – безграмотного лодыря, интригана с изощренной мстительностью, агрессией, провинциального мелкого беса, которому выгоднее всего сидеть в кресле директора заповедника без самого заповедника, – лишили надбавки к зарплате с формулировкой «за плохую организацию работы». Начальная деталь возможного поворота к нормальному решению проблемы руководства музеем-заповедником? Хуже, чем в Захарове, заповедного начальства я не видала, хотя опыт шестилетних боев за с. Гоголево с родительским домом Гоголей, еще 15 лет назад несказанно многому меня научил; научил понимать и безмерность подлости иных представителей дорогой нашей интеллигенции. В частности, бывшего полтавского главного архитектора проекта восстановления гоголевской усадьбы (увы, теперь выходит, что старалась я и другие, особенно Саша и Таня – молодые тогда совсем! – для иностранного теперь государства и общества) и в особенности – господина И.Золотусского. А ведь начал отношения со мной господин Золотусский с письма своего: мол, опять нашлась в России женщина, мол, женщина, каким надо ноги мыть и воду пить, и т.п. …В итоге на открытие 1 апреля 1984 года гоголевской усадьбы в с. Гоголево меня даже не пригласили… Хотя некоторые местные, бывало, и паляныцю дарили на вышитом полотенце, и другие сувениры, и слова благодарности – за шестилетнюю помощь, за упорство, надо быть и за это судьбе благодарной.
А в «Советской культуре» все удивлялись: как же это я так долго не понимала, каков г-н Золотусский.
Лесик Аннинский, когда я как однокашнику, сказала ему, мол, целую цепочку мерзопакостей, целую связку бревен под ноги мне выкатил Золотусский, ответил: не обращай внимания – мы все знаем, каков он есть. Стасик Лесневский, знавший с первых минут мою гоголевскую эпопею, сказал: не траться на него, все всё знают и понимают. Вадим Кожинов тогда сказал: я тебя познакомлю с замечательной женщиной – Ниной Молевой. Она тогда тоже колотилась по поводу гоголевской комнаты в Москве — на Суворовском бульваре, в помещении тогдашней библиотеки №2.
…Впрочем, мелкая неприятность ждала меня и в этой библиотеке. Я привезла им на временное экспонирование (хранение) детали внутренней отделки родительского дома Гоголей, а когда потребовалось вернуть в с. Гоголево их, г-жа Хрущева (или кто-то из ее сотрудников) сделала так, что мне пришлось пригрозить ей судом: благо, акт о той передаче им, с гербовой печатью, был у меня. Тогда люди боялись гласности, уличений в незаконных присвоениях.
Разгорячилась я сегодня – строчу страничку за страничкой, похоже, нервное это, а, может, действительно, по Фрейду – сублимация энергии, которая ищет выхода. Может, и так, но, пожалуй, вернее, что не так: энергии-то, что называется, созидательной остается, как кот наплакал. Начинаешь мечтать о том, чтобы хватило ее хотя бы на воробьиный скок. Прибавляется –то энергия, когда дела более или менее идут, то есть понормальнее.
…Думаю, что пленку с записью захаровской проблематики, а в ней записаны позиции пятерых человек, – может, стоит отдать в Московский Пушкинский музей; или… снять копию – на ТК «Культура» ( иначе скорее всего по причине технической нищеты ее сотрут) и тогда кому-либо отдать. …Но, с другой стороны, снята она не для «видика», для ТВ- техники… А эта технология мне неизвестна. Вот и думай, как быть, как единственным экземпляром распорядиться. С другой стороны, может, я и Катю неверно поняла: на коробке с пленкой написано, что внутри всего-навсего видеоекассета VHS, Грюндик, E-180.
…Валя поехал в ЦДЛ на субботний правленческий междусобойчик: лелеет надежду организовать встречу (с помощью Оскоцкого?) с губернаторами: газету и книги нашей библиотеки («Автографа») надо ведь распространять… Иначе надо уже теперь соглашаться с тем, что все свои «капиталы», вложенные в четыре книжки, – в их издание, – мы просто профукали – остаемся пока с неликвидами (вот какова нынче покупательная потенция культурного читателя!) при неплатежах..
Как ни греши на свой характер, – в такой ситуации кто бы не пришел в состояние стресса? Кто не впал бы почти что в уныние? А мы – еще от такого состояния отбрыкиваемся.
Все бытовое делать с каждым часом становится все менее интересным, а ведь готовить, например, я всегда любила. Все теперь надоело такое – даже кипятить мелочи – полотенца, носовые платки… Всему бывает свой конец. Но и принять, согласиться с собственной ленью, исключено: никто здесь не помощник и не поможет. Увы, наша, отечественная, культура быта в том времени, какое нашему поколению досталось, – чистейшей пробы гробовщик для женщин, способных и к домашней деятельности, и к недомашней – любой. Это так. Чтобы Валя мог съесть кусок индейки, ее приходится томить шесть часов; таковы зубы. А в виде холодца, студня, почему-то он ее есть не хочет. На рынок не ходим, и некогда, и тяжело, и дорого, хотя можно покупать дорогого вдвое меньше, чем недорогого. Все, что в магазинах, – перемороженное. И мясо, и рыба; помидоры – просто фикция, – оранжевая или красная – жесткие, безвкусные. Еда стала весьма дурная, бездарная. Хлеб – тоже чаще всего бездарный, чего в Москве еще лет 15 назад не бывало.
Свободное копирование
