О некоторых коллегах и друзьях - 2

***

Вронский Борис Борисович – родился 19 ноября 1929 г. в г. Москве в семье служащих. В 1937 г. вместе с родителями-геологами уехал на Колыму, где окончил 1-2 классы. В 1940-1944 гг. жил с родителями в районе г. Верхоянска, в 1944-1946 гг. родители переехали в г. Охотск.

В 1948 г. Б. Б. завершил среднее образование и поступил в МГУ им. М. В. Ломоносова, который окончил в 1953 г. Специализацию прошел на кафедре ихтиологии. После университета его направили в Амурское отделение ТИНРО (г. Хабаровск). Через некоторое время, перевели заведующим на Болонский наблюдательный пункт. В конце 1959 г. стал сотрудником лаборатории пресноводных рыб.

В 1961 г. Б. Б. поступил в аспирантуру при кафедре ихтиологии МГУ им. М. В. Ломоносова. В 1964 г. направили в КоТИНРО, где занял должность старшего научного сотрудника. В начале 1969 г. защитил диссертацию на соискание ученой степени кандидата биологических наук.

С августа 1971 г. и по февраль 1974 г. работал в должности заведующего сектором динамики численности и воспроизводства лососей. Затем, в связи с преобразованием в структуре КоТИНРО, назначен на должность заведующего лабораторией динамики численности и воспроизводства лососей. В 1980 г. за многолетнюю хорошую работу его занесли на Городскую Доску Почета г. Петропавловска-Камчатского.

В июле 1986 г., в связи с реорганизацией в системе КоТИНРО, Б. Б. назначили заведующим отделом лососевых рыб. С ноября  1992 г. переведен на должность заместителя директора института по науке в которой и проработал до сентября 1998 г. в связи уходом на пенсию.

За период работы в КамчатНИРО (КоТИНРО) Б. Б. стал одним из крупнейших авторитетов в области лососевых исследований в нашей стране и за рубежом. Многие годы он участвовал в качестве консультанта в работе Советско-Японской рыболовной комиссии (СЯРК) и прекрасно знал все негативные детали и тонкости японского дрифтерного промысла. Награжден нагрудным знаком Почетный работник рыбной промышленности РФ.

Б. Б., несмотря на внешнюю мягкость, мог тактично и решительно отстаивать свою точку зрения. Как правило, из всех сложных ситуаций выходил достойным образом. Всегда пользовался любовью и уважение сотрудников. Благодаря его организующей деятельности, лососевый отдел КамчатНИРО многие годы сохранял и сохраняет ведущие позиции в исследованиях тихоокеанских лососей в России, а его многие сотрудники пользуются заслуженным авторитетом.

Б. Б. Вронский  всегда продвигал талантливую молодежь. В период его руководства многие молодые научные сотрудники защитили докторские и кандидатские диссертации:  д. б. н. В. Ф. Бугаев, д. б. н. В. С. Варнавский, д. б. н. В. И. Карпенко, к. б. н. С. И. Куренков,  к. б. н. Н. А. Чебанов, к. б. н. Т. Л. Введенская, к. б. н. И. В. Тиллер,    к. б. н. О.  М. Запорожец и др.

В молодости принимал активное участие в общественной жизни, являлся бессменным членом редколлегии стенгазеты. Писал для себя стихи. Любил читать научную фантастику, особенно произведения А. и Б. Стругацких. В настоящее время проживает в Подмосковье.

«Ох у Инбер, ох у Инбер,

Что за шейка, что за лоб.

Все глядел бы, все глядел бы,

Все глядел бы на неё б…»

Это четвертостишие Бориса Борисовича, я  однажды нашел на одной из страниц своего годового отчета в 1985 г., который давал ему на просмотр перед защитой на лабораторном коллоквиуме. Б. Б. всегда очень внимательно просматривал все отчеты и все входящие документы.

Литературное эссе Б. Б. здорово позабавило. И самое интересное, всю последующую жизнь, делая биологический анализ молоди и производителей нерки, или лавируя в шторм на лодке между большими волнами, замечал за собой, что ни с того, ни с чего,  начинал бубнить: «Ох у Инбер, ох у Инбер…». Сильная вещь получилась!!!

Думаю, что это может стать народным. Русские любят контрасты и двусмысленности. Ведь не зря на концертах и по телевизору девушки поют:  «Ты скажи, ты скажи, че те надо, че те надо, а я дам тебе то, что ты хош…».

В свое время, когда возник конфликт с С. М. Коноваловым, Б. Б. очень помог, поддержав меня. Его уважал всю жизнь. С ним никогда не ссорился и выполнял все его указания (независимо от того, нравились они или нет). Всегда с ним складывались ровные отношения. За период совместной работы с сентября 1973 г. по сентябрь 1998 г. ни разу не давал ему повода быть недовольным мной (не исключено, когда-то я этого не почувствовал).

Затем,  через несколько лет после выхода на пенсию, Б. Б.  вновь приехал в КамчатНИРО и до весны 2005 г. работал по договорам, связанными с развитием горнорудной промышленности на Камчатке и другими вопросами охраны окружающей среды.

Б. Б. пользовался в институте и у рыбной промышленности заслуженным научным авторитетом. Он хороший психолог и мог гасить возникающие в коллективах конфликты, часто в самом начале их возникновения. Сотрудники лаборатории всегда обращались к Б. Б. в конфликтных ситуациях с администрацией и он неизменно находил какой-то компромисс.

Б. Б. выслушивал обратившегося к нему сотрудника без какого-то намека на недовольство, несмотря на то, что часто не имел свободного времени. Всегда откладывал дела в сторону и выслушивал. Вероятно, за эти качества его и любили все.

Когда я защищал  докторскую диссертацию и издавал свою книгу «Азиатская нерка», Б. Б. предложил мне пожить у его родственников в Москве в районе метро «Сокол», где я и обитал  две командировки. В то время, в институте на оплату гостиницы выделяли чисто символические деньги. Гостиница для меня была «неподъемна».

В 1993 г. Б. Б. предложил начать исследования в российской экономической зоне по идентификации стад нерки, изымаемых дрифтерным промыслом, но я отказался. Если бы согласился, то история моей жизни стала бы развиваться в другом направлении. Но я осознанно сделал свой выбор: заканчивал книгу «Азиатская нерка» и имел уже другие планы.

Но, если бы, в свое время (в конце 1980-х годов), в КоТИНРО установку «Биосоникс» для анализа структуры чешуи дали мне, а не А. Б. Декштейну,  я бы (уже имея уже опыт работы на ней), безусловно, согласился на предложение, сделанное Б. Б. в 1993 г. Это, как раз, еще один лаконичный пример того,  как прошлое определяет наше будущее.  

Хорошей чертой, характерной для Б. Б., являлось то, что он всегда, когда приходила «промышленность» решать какие-то проблемы, приглашал сотрудников-прогнозистов, которые прямо или косвенно имели отношение к этим проблемам (курировали какой-то вид или район промысла). Так, если вопрос касался нерки и кеты р. Камчатки он приглашал меня и Е. Т. Николаеву (позже – Л. О. Заварину), если кижуча – то Ж. Х. Зорбиди и т. д.

Когда на смену Б. Б. в 1996 г. пришел С. А. Синяков, то этот «стиль Б. Б. Вронского» еще сохранялся. Через некоторое время, Сергея Анатольевича назначили директором КамчатНИРО и заведовать лабораторией стал Н. Б. Маркевич.

Через год после вступления в должность, Николай Борисович «уже все знал» и обсуждать вопросы по промыслу со специалистами института перестал полностью. Все решал сам.

Следующий заведующий, Евгений Александрович Шевляков, по моему мнению, сразу же дистанцировался от прогнозистов, т. к. он представлял уже новое поколение исследователей. Во всяком случае, когда к нему приходили усть-камчатские рыбопромышленники, за все годы, Е. А.  ни разу в кабинет к себе меня не пригласил. О  его планах, по изучению лососей бассейна р. Камчатки, узнавал, как правило случайно, многими месяцами спустя. И это после того, когда почти 30 лет отработал на лососевых путинах в Усть-Камчатске. Подумалось: ученые, как актеры, – «они все реже и реже появляются на сцене…».

Что уже видится некоторое время спустя,  «период Вронского»  был «золотым веком» в истории КоТИНРО (КамчатНИРО). Его окончание, в известной мере, совпало с  развалом СССР и началом новой экономической политики в РФ, когда правила игры, полностью адекватные прежде, уже не годились. Появились новые люди со своим видением ситуации и желающие перемен.

Б. Б. занимался чавычей. Имел очень приличные научные отчеты, но из-за своей загруженности деятельностью заведующего лабораторией, он мало публиковался. В начале 1970-х годов почти ежегодно выезжал на полевые работы в верховья р. Камчатки у пос. Пущино, где располагались типичные нерестилища этого вида.

На лето Б. Б. ежегодно сооружал палаточный лагерь и с одним лаборантом и кем-нибудь из знакомых жил там по 1,5-2 месяца. Из «капитальных сооружений» в Пущино у него имелась только одна землянка.

Когда я начал работать над коллективной монографией «Рыбы реки Камчатка»,  пришлось «пропустить через себя» все научное наследие Б. Б. Сделано им было много. Некоторые исследования, из-за изменчивости проток-русел в верховьях р. Камчатки повторить сейчас уже просто невозможно. Наступил новый период, но старые материалы тем и интересны, что они позволяют сравнить две, разделенные временем, значительно различающиеся экосистемы верховьев р. Камчатки.

Очень удовлетворен, что удалось ряд неопубликованных материалов Б. Б. включить в книгу. Но у него осталось значительное количество неопубликованных сведений и по другим рекам  Камчатского полуострова.

К сожалению, уже в конце своей деятельности в КамчатНИРО, Б. Б. совершил несколько полностью непонятных и недружественных в отношении  меня, поступков. Не хочу их все описывать, приведу только один случай.

В 1996 г. из-за кражи лодочного мотора на Азабачинском наблюдательном пункте, я остался «безлошадным». Это, естественно ставило точку в возможности получить необходимые стандартные материалы, которые собирал в бассейне оз. Азабачьего регулярно с 1979 г.

После окончания полевого сезона, написал заместителю директора по науке Б. Б. Вронскому рапорт с изложением ситуации и просьбой дать новый мотор. В институте на складе они имелись, но мотор на полевой сезон 1997 г. мне все-таки не дали.

В результате, в 1997 г. траления в истоке протоки Азабачьей не проводил и материалы по смолтам нерки, естественно, не собрал. Это второй случай, когда появился пропуск в ряду наблюдений за размерно-массовыми характеристиками смолтов нерки, мигрирующих из оз. Азабачьего. Первый пропуск датировался 1981-1983 гг., когда В. Н. Базаркин отказался помогать тралить.

В 2002 г., на юбилейном вечере КамчатНИРО, сидел  рядом с нашим заместителем директора по снабжению Василием Наумовичем Артеменко и заговорили «о моторах».  В. Н. сказал, что я зря обижаюсь на него за тот случай, когда мне не дали мотор. Он ходил с моим рапортом к Б. Б. Вронскому и спросил его конкретно: «Давать Бугаеву мотор или нет?».

 По словам Василия Наумовича, Б. Б. однозначно сказал: «Бугаеву мотор не давать, в 1996 г. он как-то выкрутился. Пусть и сейчас выкручивается». А я не «выкрутился».

Если только В. Н. Артеменко не обманул, то мотивы Б. Б. не давать  лодочный мотор, для меня (даже до сих пор) совершенно не ясны. На годовом отчете в декабре 1997 г. просто информировал, что материалы по смолт-программе не были собраны из-за отсутствия лодочного мотора, которого КамчатНИРО не предоставило. На пункте имелись старые корпуса лодок «Прогресс-2» и для непродолжительных траловых работ они вполне годились, но рабочие моторы отсутствовали.

За время работы Б. Б. Вронский написал и опубликовал около 50 научных работ, включая соавторство в монографии «Рыбы реки Камчатка» (2007).

При написании книги, он мне очень здорово помог. Это оказался полноценный соавтор. Пусть звучит банально, но если бы пришлось писать еще одну монографию в соавторстве с Борисом Борисовичем, я бы согласился с ним поработать вместе еще раз.