Наверное, это был первый Самиздат, который попал ко мне в руки и который я прочитал.
Наверное, он еще и не назывался самиздатом. Это были несколько листков, перепечатанных на папиросной бумаге под копирку, и я уже не помню какой экземпляр нам принесли прочесть. Помню только, что это был не первый экземпляр.
Кажется, они были вшиты в какую-то корочку то ли от толстого журнала, то ли от книжки.
Более того, я тогда впервые услышал о поэте Бродском, а стихов там не было. Пройдет довольно много времени, прежде чем я прочту впервые его стихи. И буду несколько разочарован. Бродский окажется не моим поэтом. Видимо, он писал для более тонких интеллектуалов. Я вижу в его стихах красоту и мудрость, но они для меня менее эмоциональны и более рассудочны.
Но сам суд меня поразил.
– Не может быть!» – вот мое первое впечатление. Советский суд не может быть таким: ангажированным, лживым, грубым.
– Нельзя судить поэта! – это я знал еще тогда. А я как-то сразу поверил, что Бродский поэт и что суд творится неправый, хотя многих деталей подготовки процесса и самого судебного процесса тогда не знал.
Сейчас, рассказывая о «деле Бродского», я вынужден опустить огромное количество деталей, характеризующих персонажей этого дела, явных и неявных: самого Иосифа Бродского, его родителей и друзей – бывших (Шахматов, Уманский) и настоящих (Гордин), председателя Ленинградского отделения Союза писателей поэта Александра Прокофьева, одиозную фигуру руководителя народной дружины Дзержинского района г.Ленинграда Якова Лернера, автора письма в «Вечерний Ленинград» и многих других более мелких персонажей.
Но в тексте мелькнула одна фамилия, которую я не могу оставить без внимания. Человеку с этой фамилией я и посвящаю следующие несколько слов. Поскольку я считаю себя обязанным "поименно вспомнить тех, кто поднял руку" на поэта. А этот человек и эта "рука" посмели решить судьбу поэта. И как мы связываем имя Пушкина с именем его гонителя Бенкендорфом, так мы будем связывать имя Бродского с его гонителем Толстиковым.
Свободное копирование
