ГЛАВА XII
Охота
С самого раннего детства мы увлекались охотой.
Любимую собаку отца, ирландского сеттера Дору, я помню с тех пор, как помню себя.
Помню, как подавали к дому тележку, запряженную какой-нибудь смирной лошадью, и мы ехали на болото, на "Дегатну" или в Малахово.
На сиденье садился папа, иногда мама или кучер, а я с Дорой усаживался в ногах.
Подъезжая к болоту, папа слезал, ставил свое ружье на землю и, держа его левой рукой, начинал его заряжать.
Сначала он сыпал в оба ствола порох, потом вклады-вал войлочные пыжи и заколачивал их шомполом. Шомпол ударялся о пыж и упруго, с каким-то металлическим звоном, подскакивал кверху.
И папа бил им до тех пор, пока он не выскочит совсем из дула.
Тогда он сыпал дробь и также запыживал и ее. Дора в это время вертелась около нас и, широко размахивая пушистым хвостом, нетерпеливо визжала.
Когда папа шел по болоту, мы ехали по берегу, немного сзади него, и я с замиранием сердца следил за поиском собаки, за взлетом бекасов и за выстрелами.
Иногда папа стрелял недурно, хотя часто горячился и тогда пуделял отчаянно.
Весной мы любили ходить с ним на тягу.
Часто мы стояли в "Заказе", близко от "зеленой палочки", но любимым нашим местом был "пчельник" за Воронкой.
Там в старину стояли наши пчелы, и в низенькой, закопченной избушке жил кривой пчеляк Семен.
Осенью, во время пролета вальдшнепов, папа увлекался охотой за ними, и между ним и нашим учителем-немцем, Федором Федоровичем, возникало соревнование.
Федор Федорович большей частью ходил "zur Eisenbahn" к тому месту, где казенную засеку пересекает железная дорога, а папа любил больше места за Воронкой.
К обеду оба возвращались, хвалились добычей и делились впечатлениями.
Когда Федор Федорович убивал меньше, чем папа, то он оправдывался тем, что папа ходит с собакой, а он без собаки.
Один раз вышло наоборот.
Папа решил в этот день не ходить на охоту и позволил Федору Федоровичу взять с собой Дору.
Когда Федор Федорович уже ушел, папа не вытерпел, взял ружье и, никому ничего не говоря, пошел в засеку.
К обеду оба вернулись, и папа принес на два вальдшнепа больше, чем Федор Федорович.
Оказалось, по его словам, что без собаки вальдшнепы вылетают ближе и стрелять их гораздо легче.
Таким образом, Федор Федорович был развенчан и мы, дети, торжествовали.
Недолгое время, года два или три, я, уже юношей, ходил на ружейную охоту вместе с папа.
У него тогда была черно-пегая Булька, а у меня необычайно умный и самостоятельный маркловский Малыш.
Когда папа уже бросил охоту, Малыш всегда сопровождал его в прогулках, и папа очень его любил и никогда без него не выходил.
Он рассказывал нам, как Малыш приходил к нему в комнату и приглашал его на прогулку.
В обычный для прогулки час дверь кабинета открывалась, и Малыш тихо входил в комнату.
Если он видел, что папа сидит за столом и занимается, он конфузливо косился и крался неслышными шагами, приподымая ногти и ступая на одни пятки. Когда папа на него взглядывал, он отвечал незаметным движеньем прута (хвоста) и ложился под стол.
— Точно он знает, что я занят и нельзя мне мешать,— говорил папа, удивляясь его деликатности.
Свободное копирование
