Как-то в синагогу зашла Римма, рассказавшая, что при помощи Фридмана онa и её родственники ненадолго поселились в гостиницу Рояль, а потом им удалось найти жильё. Она также поведала, что поехала на Американо, пристроилась там рядом с женщиной, разложившей целый чемодан товара, и только вытащила что-то для продажи, как появилась полиция. Римма быстренько убрала свои вещи, закрыла сумку и отошла, а её соседка не успела убрать всё в чемодан и была задержана полицейскими. После этого у Риммы напрочь пропало желание ехать на Американо, хотя с деньгами было туговато. Я сказал, что постараюсь помочь в этом вопросе, и в тот же день позвонил Паоле. Как я и предполагал, она была рада помочь ещё одной семье эмигрантов и сказала, чтобы в выходные я привёз ей вещи для продажи. Гриша согласился отпустить меня с работы в воскресенье, тем более, что в понедельник он хотел поехать в Рим, поскольку ему ещё не было ответа из консулата. Когда я приехал к Паоле, она обзвонила своих знакомых, и тут же повезла меня на машине, так что за несколько часов всё было продано, причём гораздо дороже, чем на Американо.
Во вторник Гриша пришёл хмурый и сообщил, что у него отказ. В этот же день в синагоге появился Шая Гиссер, бывший отказник из Одессы, приехавший из Израиля в помощь Шолом-Беру. За неделю до этого, когда я звонил родителям, отец сказал, что к нам собирается некий "Шайка", молодой хасид из их синагоги, но, когда я увидел вновь прибывшего, высокого и весьма полного мужчину, мне показалось, что ему лет сорок. Однако, стоило Шае улыбнуться, и в его чeртах проскальзывало что-то мальчишески-лукавое. Как выяснилось, ему было двадцать семь лет. Узнав, что я - сын известного ему "реб Аврома", а также - отказник, Шая разговорился со мной, и мы быстро нашли общий язык и даже общих знакомых. Шая рассказал, как в Одессе ему, уже взрослому парню, делали на квартире у другого отказника обрезание, причём единственным обезболивающим был стакан водки, принятый непосредственно перед операцией. И про то, как он категорически отказывался выходить на субботник, а будучи вызван в связи с этим к начальству, на требование снять в кабинете шляпу, ответил, что под ней у него ермолка, которую он всё равно не снимет. Кто-то, услышав эти воспоминания, усомнился, на самом ли деле Шая такой смелый или просто хвастун. Но вскоре я имел возможность убедиться, что Шая не из робкого десятка.
В пятницу вечером и в субботу мы устраивали в синагоге обеды для эмигрантов, на которые обычно приходили человек сорок - пятьдесят. У Шолом-Бера только что родился первый внук, и поэтому он бывал в Ладисполи не так часто, Шаббат обычно проводил Шая. В одну из пятниц, когда все уже разошлись, мы убрали со стола и сидели втроём, бeседуя при свете догорающих свечей. Вдруг в открытую дверь синагоги из темноты с грохотом влетела пустая бутылка и послышался приглушённый смех. Мы с Гришей и моргнуть не успели, как Шая, несмотря на свою грузность, подскочил, как подброшенный пружиной, и вылетел за дверь. Когда Гриша и я выбежали за ним, он уже, держа за шиворот, тряс двух довольно крепких итальянских подростков лет по семнадцать, рыча: "Ах вы мерзавцы! Антисемиты поганые!" Когда он, наконец, отпустил их, парни умчались за угол со скоростью, достойной олимпийского спринтера. На вопрос: "А если бы у них были ножи?" - Шая только усмехнулся и махнул рукой.
Через несколько дней, придя в синагогу, я заметил там пожилого мужчину, говорившего по-русски с акцентом. Время от времени он поворачивался к крупному мужчине лет 35, одетому в фирменные футболку и шорты, и переводил ему часть разговора на английский.
Я заинтересовался и подошёл к этим необычным для Ладисполи людям. Мы разговорились. Оказалось, пожилой мужчина был евреем из России. Сразу после войны ему удалось эмигрировать в Штаты. Там он женился на американке, потом овдовел, а его сын избрал карьеру военно-морского врача и сейчас служил на американской базе в Неаполе в чине подполковника ВМФ США. У сына был короткий отпуск, и отец решил приехать в Италию, повидаться с ним. Зная, что в Ладисполи есть центр для эмигрантов из России, отец предложил сыну заехать туда.
Американцы расспрашивали про жизнь в России, и я был рад удовлетворить их любопытство. Потом старший спросил, где он может купить русские сувениры. К этому времени стихийный рынок, запрещённый возле фонтана, расцвёл в тенистой аллее в трёх минутах ходьбы от синагоги, и я повёл его туда. Ему понравилась весёлая, бесшабашная атмосфера, царившая в аллее, где люди разложили свои товары на столиках, картонках, чемоданах. Несколько иранских евреев предлагали менять лиры на доллары, кто-то продавал икру, кто-то - часы, ювелирные изделия, матрёшек, простыни... Американец купил несколько сувениров, сказав мне вполголоса, что в Америке всё это стоит значительно дороже, и распрощался, поблагодарив меня за помощь.
Свободное копирование
