28 января 1996 года в Нью-Йорке на 56-м году жизни скончался русский поэт Иосиф Александрович Бродский.
Покойника хоронили очень долго. Шесть месяцев. В Нью-Йорке поэта отпевали по православному обряду (успел, блин, креститься раньше нас!). Пришел русский посол со свитой, что означало, что Кремль признает тунеядцев с деньгами. В отделе оглашенных прятались Евтушенко и Ко. Провожали люди со средствами. У «Кузьмы» не было денег купить билет на метро. Он смотрел на двурушников по телевизору.
Люди, презиравшие поэта, спешили пристроиться в первые ряды почитателей «нобелевского лауреата» (шутка ли сказать! А мой дурак 50 лет славил коммунизм, а теперь торгует матрешками на базаре!).
После кончины А. С. Пушкина в 1837 году вдова поэта дала официальное объявление о кончине «камерюнкера Двора Его…», без упоминания о «закатившемся солнце русской поэзии».
Русские газеты единодушно перечислили заслуги покойника и назвали его «великим поэтом».
Новоявленным поклонникам Бродского показалось мало «пушкинского солнца». Дело дошло до того, что покойного тунеядца сравнили с «солнцем вселенной» — Галина Маневич и Эдик Штейнберг (Р. М. от 4 февраля 1996 г.).
«Солнце всех солнц!»
Такого подхалимажа мы еще не знали!
Первый издатель Бродского, К. К. К., благодушно и благородно промолчал.
Прах поэта долго морозили в Америке, а 21 июня, в субботу, «прах Бродского был предан земле» на Евангелическом кладбище Венеции. Белый крест без дат, но с надписью «Жозеф Бродски».
Знаток андеграунда парился в бане.
Верный человек Фаддей Булгарин писал:
«Гоголь — это враг России!»
Про Кузьминского Булгарин сказал бы то же самое.
А связал нас не «поток сознания» и не «рубка синтаксиса», а Васька-Фонарщик.
По просьбе брата покойного гения, Николая Яковлевича, забравшего останки В. Я. на московское кладбище, я сочинял «жизнеописание» соратника по подполью. «Кузьма», живший с ним бок о бок семь лет — парная баня «Некрасовки», «подвал», бой с Глезером и Доджем, — мог дать исчерпывающие данные. «Поток сознания» — забубенная вещь, слабак сорвется и загремит, но не таков К. К. К.
Он был привязан к сюжету «Васька», как каторжник к ярму. Там он стал моим гидом, редактором и наставником по американскому дну В. Я. Ситникова. Его познания и восторг помогли мне разобраться в петлистой судьбе первого московского художника и опознать тупые происки его брата Н. Я., все тащившего в русский тупик, и безобразную и циничную суету его неверных учеников, занятых продажей «русского китча», выдаваемого за изобретение Ситникова. Мои розыски висели на трех мостах — Москва, Израиль, Нью-Йорк.
Мой сырой опыт Кузьминский принял с благодушной иронией. Он собрал «досье» на 500 страниц, в то время как я настрочил 20.
Есть чему завидовать.
Поэт. Прозаик. Собиратель. Организатор. Издатель. Живой артист. Русский мост в Америке.
Одним пострадавшим и потерпевшим крушение он выдает орден Сталина с красной подвязкой, а другим — автомат Гочкиса и сто пятьдесят семь патронов к нему.
Мне — мост искусств.
Свободное копирование
