Печень Будды - 1

Печень Будды

Разговор на улице принцев

- Ты бы осадил своего оператора, Федор, - говорит мне Валерий Турсов, третий секретарь Посольства СССР в Народной Кампучии, официально числящийся за Союзом Советских Обществ дружбы, а неофициально за "ближними". Мы сидим на мраморной скамейке, напротив его виллы на улице Принцев.

На дворе февраль 1981 года. На душе у меня муторно. После поездки в Сиемреап что-то в наших с Пашкой отношениях разладилось. Обычная история, - думал я. - Почему-то все операторы живут с журналистами как кошка с собакой. Тут нужно было или сразу держать дистанцию, и тогда умыть руки перед «ближними», если они собрались «скушать» неудобного «соседа». Или сразу же показать Трубину кто в лавке хозяин, да так, чтобы паренёк не рыпался поперёд батьки. Но мы же не в Европе. И даже не в тех странах Азии, где быт как-то налажен. Здесь Кампучия. Страна с нулевым временем. Страна, где время остановилось. Страна, где тебя могут убить, потому что здесь идёт беспощадная партизанская война. Здесь плохо кругом. Ты попал в эпицентр беды. Здесь слишком много чужой боли. И твои разногласия с оператором, который делает что-то не то, настолько ничтожны перед трагедией народа… А тут еще «ближние» на Пашку наехали. Ну уж нет, Трубина я им не отдам.

- Видишь ли, Валера, - говорю я Турсову, тщательно подбирая слова, - право, не знаю, чем это Трубин вам так досадил. Работает он превосходно. Снимает как бог. У меня к нему претензий никаких.

- Но он заносчив и груб. Местные товарищи жалуются на его поведение.

Вот оно как! Местных уже приплели. Это серьёзно! Но почему мне ничего не говорили Муй или Сомарин? Значит прав Валентин Свиридов, который доверительно сообщил мне, что против нас затевается посольская интрига.

- Пойми ты, Федор, что я тебе только добра желаю! Сам не можешь разобраться со своим сотрудником… У нас есть варианты. А может ты, просто, не хочешь? Он тебе кто, брат?

Вкрадчивось Турсова холодна как лезвие ножа, приставленного к горлу.

- Нет, Валера, у меня братьев в этом мире. Есть друзья. И есть коллеги. Я могу быть зол на них, могу послать, куда следует, но за помощью обращаться к кому-то не стану. Сам разберусь. С Трубиным тоже. Но пока не вижу в этом нужды.

Знай, я тогда, что не пройдет и четырёх месяцев, как Пашка возомнит из себя шефа корпункта, поскольку ему расскажут сразу после моего отъезда, что место моё палое…

-Ну и чтобы ты сделал, знай это?

- Ничего.

-То-то же…

- Зато я никого не предавал.

- Молодец! Хороший ты хлопец, Федор. И как только такие дураки на свете живут?

- Опять резонёрствуешь, скотина?

- Констатирую факт непредательства.

Зато тебя Паша сактировал быстренько, когда примчался в Москву, предвкушая повышение в должности. Правда, «ближние» достали его в Ханое, где оператор Павел Трубин в начале июня 1981 года при не выясненных обстоятельствах потерял свой служебный загранпаспорт.

Сколь верёвочка не вейся, всё равно придёт конец.

«Таков конец, прекрасный друг!

Таков конец, мой последний друг – конец.

Надеждам и планам –

Конец.

Всему, что мы знали, -

конец.

Привычным забавам –

конец.

В глаза твои больше не в силах смотреть».

(Джим Моррисон)