28 октября 1942 г.
Я думал, что мои записи прервутся, и дневник потеряется. Они, должно быть, и, правда, прервутся, и дневник не избежит участи уничтожения, жалко, что пропадут мои мысли и записи о происходящих интересных событиях. Но пока я всё же пишу. Может быть, уцелеет, и интересно будет после почитать. Странно, как меняются мысли в юности, и чем впечатлительнее человек, тем они изменчивей, приходя и те и противоположные и в конце концов всё лучше и лучше понимаешь жизнь, думая и так и этак, но совсем её не поймешь никогда, а под влиянием жизненных условий создают более или менее устойчивые убеждения, но и они иногда изменяются. Если есть у меня убеждения - они не устойчивые и могут они изменяться.
За эти дни произошли интересные события. Что мы прожили на передовой, я уже писал. В огороде, против окопа был установлен станковый пулемёт, вырыт блиндаж, ходы сообщения, землянки; всё это было лицом к Тереку, ждали немца из Муртазово. Здесь был пулемётный расчёт или взвод, прикреплённый к седьмой стрелковой роте, третьего батальона, какого-то полка. С месяц, примерно, боя не было, одна бомбёжка, перестрелки. Оборона стояла по Тереку и там, где-то в Котляревке. 28 целый день обстрела не было. Вечером было пять выстрелов из-за Терека, ночью ещё четыре, утром, 24 – больше десяти. Не помню, кажется, днём 24 тоже не было спокойно. Ночь с 24 на 25 спокойна. День 25 тишина.
Сходили на мельницу, смололи мешок кукурузы. День был солнечный, ясный. Ночь с 25 на 26 тоже спокойна. Рано утром 26 нас разбудила артиллерийская и миномётная канонада. Мы в окоп переносили свои манатки, мешки кукурузы и крахмала, вынесли на улицу. Несколько раз ходили в окоп и вылезали. Часов в 10-11 гром на севере станицы усилился, там шёл бой: строчили и затихали пулемёты, грохотали пушки. Послышался шум моторов, и вскоре над заводом появились самолёты, их было до 20-30, они начали делать круги, всё ниже и ниже, дальше в станицу. Гул моторов усилился. Вот стали видны на крыльях чёрные кресты. Вот за заводом, откуда слышался шум боя, самолёты один за другим пошли в пике и от них отделились чёрные точки бомб. Послышался грохот разрывов, самолёты летели и над станицей. Через сад бежал красноармеец в каске, он запыхался, что-то докладывал лейтенанту, который стоял возле зелёной парковой лавочки, у яблони, потом вестовой бросил каску на землю и отдышавшись сказал, что кавалерия и пехота наступают на оборону. Видна была растерянность командиров. Мы сидели в окопе. Военные всполошились, бегали кругом. Недалеко от окопа какой-то командир ругал молодого командира пулемётного отделения.
К обеду стихло. Мы вылезли из окопа на солнышко, но бой, конечно, далеко шёл. В саду уже никого не было. Красноармейцы принесли обед. Мы тоже ещё ничего не ели, решили сготовить обед. Зина пошла за водой к Лезгинке, там, на грейдере, в касках строились красноармейцы. Затопили, приготовили обед, а всё грохотало и грохотало, и несколько раз хотели бросить приготовление и бежать в окоп. Говорили, что немцы пошли по дороге к Нальчику и в обход станицы, самолёты бомбили их. Начали мы обедать, Алёша и бабушка сидели в окопе, немного похлебали. Вдруг стрельба усилилась, засвистели пули, схватили картошки в окоп, ложки, чуреки. Я схватил чугунку со щами. Только вышел, хотел свернуть за угол, навстречу мне бегут двое военных, одна девушка, сзади ещё маленький в шапке, двое пробежали, я к окопу, сел. В шапке побежал за мной, лёг сзади. Я встал опять домой, он тоже, это тоже была девушка, наконец, мы собрались в окопе, в суматохе бегали как во сне.
Стемнело, Зина пошла домой. Около дома прошли три или четыре фигуры, они шептались и ругались по-русски. Вероятно, это были бойцы, они не знали куда уходить. Вдали послышался гул моторов. Всё ближе и ближе. И, наверное, танки прогромыхали по главной станичной улице. Стало темно, тихо. В середине станице был пожар. Два столба пламени поднимались над станицей. Направо, за садом столб был меньше, там пожар утихал. Налево, дальше он, наоборот, всё разрастался, новые, яркие клубы наплывали снизу. Мычали громко коровы. Слышались в тишине крики людей. Красноармейцев не было. Землянки, блиндажи и все кругом пусты. Только в одном окопе сидело трое – это были узбеки, утром они бросили винтовки и пошли куда-то в станицу по огородам. Немцы заняли станицу. Некоторые красноармейцы ушли, другие не знали куда бежать. Вероятно, немцам досталось много пленных и трофей.
Ночью было тихо, но мы все почти не спали. Далеко кое-где слышались выстрелы – отзвуки боя. Бой был непродолжителен и не силён. Немцы сразу сокрушили оборону. Стоять красноармейцам можно было, их всё-таки изрядно было, но в войсках не было порядка, командиры неопытные, молодые, они не знали, не представляли себе оборону и бой, и самый простой манёвр противника сделал панику и бегство. Армия не кадровая, армия оказалась не армия.
Вчера утром мы уже увидали немцев, в касках, в тёмно-зелёных шинелях, трое прошли мимо плетня, перед окопами. Один зашёл в огород, в окопы, чего-то нашёл. Он шагал бодро, видимо, что не был утомлён. Наши стояли около дома и смотрели, немцы спросили у них что-то, вероятно, нет ли тут военных? Потом прошли к заводу, двое в пилотках: один в брюках на выпуск, другой в шинели. Потом прошли четверо, один в фуражке. Вероятно, офицер. Потом через огород шёл один в пилотке, без шинели, брюки на выпуск, усталый, еле державшийся на ногах. Ему было или меньше или чуть больше двадцати. Потом по окопам ходил один пожилой, лет тридцати, в фуражке, с погонами без шинели. Он нашёл гранаты, взял их. Папа показал ему ящик с патронами, он их не взял. Что-то говорил, улыбался. Сегодня тоже были. Пока ещё ничего не было, но, вероятно, кое-что будет, случай с красноармейцем… Странно, как всё изменчиво, действительно сказал Пушкин. Советское Правительство оказалось несостоятельным. Но Россия будет.
Свободное копирование
