Арбат. Воспоминания художника - 27

Арбат. Воспоминания художника. Часть 1. Глава 14

               Австрия.

Кемпинг. Оплата. Размещение. Услуги. Энтшульдиген зи битте. Соседство с американцами. Лысая кучерявая. Босоногий Дима. Штамп в правах – движение только на восток.

        Мне довелось работать в Австрии 21 летне-осенний сезон. Одна только дорога на поезде чего стоила! Помню, едем с другом в Германию первый раз. Наспех прихватили на Арбатском развале разговорник - о шести языках! Думали, найдётся что-то об искусстве, о магазинах, о туризме. Приедем эрудированными болтунами. Не тут-то было! Это оказался – военный разговорник. И фразы для перевода на все шесть языков были типа: «Сколько танков у вас в полку?», «Какова численность вашего подразделения?», «Говори, а то хуже будет!» Мы призадумались. С такими выражениями можно было щеголять в Австрии до капитуляции Германии, но после победного сорок пятого в Европе с ним делать было нечего! Наконец нашли и нормальные слова, даже извинения. Но немецкий язык на первых порах оказался крепче кокоса. То ли сказывалось неприятие к нему, переданное нашими воевавшими отцами и дедами, то ли чуждая слуху речь не прививалась, то ли мы взялись не с того конца, но успехи наши были скромны до минимума. Фразу «Эншульдиген зи битте» (извините, пожалуйста) мой друг усиленно учил целые сутки. Но никто, в том числе и он сам, не были уверены, что произнесёт её через пять минут после того, как окажется без шпаргалки в руках.

        Каждый раз, приезжая в Зальцбург, возникала проблема, где жить: снимать что-нибудь в частном секторе (и волей-неволей попадать в бытовую зависимость) или разбивать шатёр-палатку на свежем и вольном воздухе кемпинга. Кемпинг перетягивал на себя по многим показателям: относительно невысокая оплата, круглосуточная свобода входа и выхода, стадион для пробежки – под боком. Плюс пейзаж: со всех сторон – природа! Было на кемпинге и стационарное сооружение с рестораном, раздевалками, душевыми комнатами, туалетами и прочими благами цивилизации. Так что люди на кемпинге, хоть и жили в палатках, но могли позволить себе городскую роскошь в любое время. За палатку среднего размера нужно было платить 50 шиллингов в сутки (примерно 5 долларов), за каждого человека – 20, за электричество – 20, за машину – 30.  Для справки: средний портрет у нас стоил 300 шиллингов.

      По утрам на пробуждающемся кемпинге из пространства между палаток начинали раздаваться голоса, поднимался дымок, пар, а следом распространялись запахи ранних завтраков, напоминающие проснувшимся позже: что бы такого этакого приготовить и им самим.

      Утренняя благодатная атмосфера сильно отличалась от вечерней, когда разогретые вином и любовью обитатели палаток вели свою откровенную жизнь, не очень-то озираясь по сторонам. Из общего числа путешественников часто выделялись американцы. Они в силу смещения часовых поясов могли горлопанить в любое время. Попытки урезонить их оборачивались лишь дополнительным скандалом. Так, однажды, американская палатка оказалась бок о бок с моей. Ночь напролёт янки орали свои песни, что-то выкрикивали и хохотали. Ещё в начале вакханалии я напомнил им о ночной тишине в лагере, чем раззадорил троих самых ретивых парней. С этого момента они специально, зная расположения кровати, верещали мне прямо на ухо команды «Вставай!», «Иди сюда!» и ещё всякую всячину. Поначалу я думал, что эта бесовщина прекратится минут через пять. Но не тут-то было! Оргия только набирала обороты! Пришлось выждать часа три, пока они наконец угомонятся и начнут укладываться спать. Тогда я завёл свою машину, подогнал её вплотную к их палатке и включил дальний свет так, чтобы он пронизывал вражескую палатку насквозь, но при этом чтобы не попадал на другие жилища. Глядя на американскую палатку с противоположной от света стороны, можно было любоваться чёткими силуэтами дебоширов, которые не находили себе места от ярких фар. Американцы возмущались что было сил, однако силы их были на исходе. К тому же они понимали своими вянущими мозгами, что получили по заслугам. А машина моя продолжала работать и светить. При этом двери её были предусмотрительно закрыты на ключ.

       Конечно, и я не доспал в ту ночь, посвящённую спонтанной педагогике. Но каково было утром видеть американские лица, исполненные неподдельного страдания от сочетания ночного алкогольного перебора и катастрофического недобора сна!

       Всю последующую неделю американцев мало того, что почти не было видно, но и совершенно не слышно!

                ***

       Рядом с кемпингом было небольшое кафе, радушной хозяйкой которого была дама, имевшая одновременно два, казалось бы, взаимоисключающих прозвища: «Лысая» и «Кучерявая». Всё дело в том, что волосы у владелицы кафе были действительно кучерявые. Но настолько тонкие и редкие, что кожа её головы просматривалась полностью, отражая свет всех наличных ламп и реклам, отчего этих самых волос на даме практически не было видно.

       В этом кафе обычно собирались любители острых ощущений. Здесь, кроме питья и яств, был тир с разноцветным кругом для дротиков, здесь можно было сразиться в карты или попытать счастья на игровых автоматах. И когда глубоко под вечер кто-нибудь из палаточных художников-передвижников, отодвинув надоевший бокал с пивом и громко крякнув, вопрошал:

- А не пойти ли нам к Кучерявой? – из соседних брезентовых жилищ раздавались одобрительные крики и сопение, характерное для обувания с полным пузом «Штигля»*.

        В заведении Кучерявой частенько возникали острые моменты: то по поводу чемпионства в метании дротиков, то по разногласию в политике, то из-за дам, которые слишком долго определяются: чьё вино из предложенных кавалерами привлекательнее.

      Как-то и я попал в спор, где правота зависела от скорости рук и ног. Мы поспорили с неким австрийцем, чья реакция лучше: русская или австрийская. И это при том, что оба были уже довольно замедленны. Но спор есть спор. Нужно было нанести лёгкий удар так, чтобы оппонент не успел ответить. Вместе с Кучерявой и болельщиками мы спустились вниз. Там было что-то типа обширных кладовых. Я уже было размял руки, как вдруг увидел в кулаке моего дуэлянта нож. Да, чем наносить поражение, мы наверху не установили. Хотя австриец показывал обратную от лезвия сторону рукоятки ножа, вроде как именно этой стороной будет атаковать, его глаза выдавали явную агрессию, и мне пришлось на время забыть о благородстве.   Когда судья (а им был завсегдатай кафе) досчитал до трёх, и противник бросился в атаку, я заехал ногой ему в пах. Австриец скрутился, упал и завертелся на полу. Но и мне досталось лезвием по шее. Хорошо, что по скользящей! Болельщики практически единогласно заявили, что оба удара были одновременными, и судья-шутник заключил:

- Победила дружба!