Но времени для сна оставалось мало. В шесть утра нас разбудили. Я чувствовал себя крайне усталым. После мытья и завтрака я заметил, что у Смолы всегда был излишек хлеба, спрятанный в его ящике. Он, по всей вероятности, во время моего отсутствия получал куда больший паек хлеба нежели я. Более того, он получал двойную порцию каши и сахара. Я стал допытываться о причинах такого снабжения, тем более, что охрана всегда хорошо относилась к нему и его почти не вызывали на допросы.
Смола как-то спросил меня о том, как проходят допросы. Я ответил, что подполковник относится ко мне с пониманием и допросы проходят в обычном порядке.
- Тебя били или пытали? - спросил Смола.
- Нет. Следователь ведет себя по-джентельменски. Он хорошо образован, умен, хитер, спокоен, по сравнению с другими, что были до него.
- А что касается других следователей?
- Это монстры. Пытаясь добиться признания, они меня били.
- Признался ли ты в чем-нибудь?
- Немного. Надо было постоянно изобретать ответы. Ведь это все фарс! Выдвинутые против меня обвинения, в которых заставляют признаться, не содержат ни капли правды.
- В чем же тебя обвиняют?
- В шпионаже. Что я был американским шпионом.
- И ты был действительно американским шпионом,- спросил Смола воскликнув.
- Черт, нет! Конечно, нет! Никогда им не был. Обвинения являются абсолютной чушью!
И я рассмеялся. Смола замолчал, готовя следующий вопрос. Он пытался получить от меня полное признание, не выдвигая свою истинную роль. Его подселили стукачом-информатором в камеру, чтобы узнать подоплёку о моих отношениях с американской консульской службой и уточнить занимался ли я шпионажем в пользу американцев. Смола отчаянно пытался заполучить мои правдивые признания и узнать мои секреты. Он получил эти ответственные задания от моего благожелательного подполковника. Никто не может сказать, сколько людей предал этот стукач во время своего пребывания в тюрьме. Но все знали, что он был агентом МГБ.
- Ты уверен, что не занимался шпионажем?
- Абсолютно уверен! Однако, в чем причина твоего интереса?
- И никогда не работал на американцев?
- Нет! Никогда! Опять-таки, почему ты так интересуешься моими связями с американцами?
- Просто я любопытен. Хотел всего лишь узнать, - оправдывался Смола.
- Сколько времени ты находишься в тюрьме? - я спросил его.
- Почти два года.
- Пытался ли ты бежать?
- Более чем раз обдумывал такую возможность. Хотел вернуться в Маньчжурию, затем бежать на Запад.
- Но как ты сможешь бежать из тюрьмы? Это сделать невозможно. Кроме того - многочисленная охрана.
- Я найду способ. Хочешь попытаться совершить побег со мной? - Смола посмотрел на меня хитрым взглядом.
- А почему бы нет, — последовал мой ответ наивным голосом. Я пытался проверить и разоблачить его, хорошо понимая, что побег - это всего лишь утопия. Терять ведь было нечего.
- В случае нашей поимки - это будет конец и тебе и мне?
- Да.
Но я продолжал задавать ему вопросы.
- Как мы будем бежать? Вместе?
- Да.
- Как далеко мы находимся от границы с Китаем?
- Достаточно близко. Граница от нас примерно в двадцати километрах.
- После перехода границы мы расстаемся?
- Да. Нас будут искать и в России и в Китае. Нам придется расстаться до прибытия в Харбин.
- Под какими фамилиями мы будем добираться до Харбина? Где и как я найду тебя в этом городе?
- Пока не знаю. Использовать фамилию Смола крайне опасно. Что ты можешь предложить?
- Дай мне подумать. Назови себя Аломс. Тебе это слово подойдет лучше всего.
- Почему Аломс? - спросил он с удивлением.
- Так как твоя фамилия Смола. Прочитай это слово наоборот с последних букв и получишь Аломс. Никто не будет подозревать. Все просто.
- Где мы встретимся в Харбине? - был его вопрос.
- Считаю, что наилучшим местом будет главная харбинская синагога. Никто нас там не узнает.
- А как насчет тебя? Какую фамилию ты возьмешь себе?
- Буду Ренрел, то есть как и ты, прочту свою фамилию наоборот. Мы пришли к согласию, что это были лишь игра в желания, наивная и глупая по содержанию. Но я играл в нее специально ради утехи, прежде всего, предполагая, что на следующем допросе выдумает Григорьев. Увы, я не знал последствия нашего псевдоплана.
Смолу вызвали на допрос поздно ночью. Он возвратился около трех часов утра и ничего не стал рассказывать. Молчал, как обычно.
- Как прошел допрос? - спросил я.
- Поговорим об этом утром, - последовал ответ. Он уснул. Следующим утром мы встали по сигналу, вымылись и получили по кружке кипятка с порцией хлеба. Мы завтракали медленно. Сразу после завтрака дверь камеры открылась, и надзиратель спросил меня:
- Как фамилия?
Я назвал. Он посмотрел в список и сказал:
- Нет. Нет! Не тебя!
Затем обратился к Смоле и спросил:
- Как фамилия?
- Смола.
- Давай пошли. С вещами.
Мы расстались. Смола собрал свои пожитки, оставил мне свою порцию хлеба - память о проведенном времени вместе в одной камере и попрощался. Дверь камеры открылась, Смола вышел, и я опять остался один. Только на этот раз мне не было жалко потерять соседа.
Свободное копирование
