9 февраля, в семь часов утра, конвойные разбудили нас и сейчас же двинули дальше. Это был очень тяжелый переход. Голод все сильнее давал себя чувствовать, а самолюбие не позволяло нам просить немцев о пище. Короткий сон в холодном сарае мало укрепил нас. Еще ночью у меня возобновилась тупая боль в правой половине головы (контузия). Местечки и деревни, лежащие вблизи Августовского шоссе, казались вымершими. Наконец, уже в сумерках, мы пришли в Августово. В городе видны только немецкие войска и обозы, население исчезло. Самые дома с заколоченными ставнями и дверями выглядели замкнуто. Нас ввели в один дом, конвойные стали у всех выходных дверей. Комнаты были пусты и без мебели, и мы расположились на грязном полу. Здесь первый раз дали нам из солдатской походной кухни по тарелке какого-то очень невкусного – «Hafer»[1] – супа без мяса и по маленькому кусочку хлеба.
Это – солдатский обед у немцев, как объяснил нам старший конвойный. С веселой иронией вспоминали мы обещанный нам накануне немецким генералом вкусный «Frühstück»[2] из колбасы и кофе. Зато мы с удовольствием констатировали факт, что наши солдаты куда лучше питаются, ежедневно получая и сибирское топленое масло, и белый хлеб, фунтовую порцию мяса и очень наваристый вкусный суп.
Поздно вечером привели немцы вторую партию наших пленных (20-го корпуса) офицеров, человек пятьдесят, и, несмотря на тесноту помещения, разместили их вместе с нами. Товарищи по несчастью рассказали нам о своем путешествии сюда после момента плена: оказалось, что и им не давали до сих пор никакой пищи.
Стали укладываться на ночь, подстилая себе кто что мог из своей же одежды, соломы не было. Освещение тусклое, от стеклянных ручных фонарей, поставленных немцами по одному фонарю на комнату. Теснота была ужасная, но зато мы согрелись, и головная боль у меня стала утихать.
Разувшись и разыскивая в темном коридоре путь на кухню, где, говорили, можно было помыться, я «напоролся» на огромный гвоздь и глубоко ранил подошву ноги… Потекла кровь. По счастью, у одного моего приятеля оказался пузырек с йодом, которым я залил свою рану, завязав ее носовым платком.
Наконец, часов в одиннадцать вечера заснули мы на грязном полу, причем немецкие часовые с ружьями расположились здесь же, в наших комнатах.