Отступление - 1

VI. Отступление

Под свист летящих и грохот разрывающихся снарядов немецкой артиллерии возвращался я в темноте со своей ротой к полку. Небольшую часть пути пришлось пройти через город Алленбург. Какое ужасное впечатление производит артиллерийский огонь в городе, да еще в темноте!

С каким треском и гулом среди узких улиц и дворов разрываются «чемоданы», гранаты и шрапнель и каким диким аккомпанементом этих разрывов служит непрерывный грохот и звон падающих и рассыпающихся каменных стен и оконных стекол, причем через пустые отверстия рам и дверей вырывается красными языками огонь горящей внутри обстановки!.. Впечатление усиливается от окружающей темноты и полного отсутствия в городе и домах людей…

Средневековый тихий городок горел во многих местах. Семисотлетняя кирха в этом бою немецким огнем была разрушена, ее высокая стильная колокольня рухнула: немцы предполагали, что здесь наш наблюдательный пункт. Вообще город Алленбург сильно пострадал исключительно от немецких снарядов.

Уже была ночь, когда я с ротою достиг окопов своего полка. Артиллерийский огонь прекратился. Страшно усталые, измученные и потрясенные боем, мы все мечтали сейчас об отдыхе и сне!..

И как же велико было наше разочарование, когда мы застали наш полк, спешно снимающийся с позиции для следования в дальнейший «тыловой путь»!

Кратко доложив командиру полка о ходе боя за Алленбургским мостом и о потерях, я со своей ротой вступил на свое место в походной колонне.

И вот началось настоящее отступление!

Немцы, сняв с Марны, с французского фронта, для спасения Восточной Пруссии два свежих корпуса и отдельную кавалерийскую дивизию, разгромили Вторую Самсоновскую армию (генерал Самсонов застрелился) и теперь обрушились на нашу Первую армию: обойдя ее со стороны Мазурских озер, они главный удар нанесли в бою у Лыка того же 27 августа. Вот почему наша дивизия, составлявшая арьергард, должна была 27 августа отступить, чтобы не быть совершенно отрезанной.

За эту великую войну я дважды пережил этот ужас и позорный – не скрываю – страх перед преследующим врагом! Ведь я лично видел в бою под Гумбиненом отступление немцев – Макензеновского корпуса! Я знал, какие ужасные потери несет отступающий и убитыми, и ранеными, и взятыми в плен… и я чувствовал, что подлое, мелкое чувство страха перед преследователем овладело всеми нами, начиная с высших начальников и кончая последним обозным рядовым!

Чем дольше длилось это преследование, чем ближе настигал нас враг, тем сильнее проявлялся этот страх: старые, дисциплинированные части не шли, а почти бежали не только по шоссе и дорогам, а часто и прямо без дорог!.. Это был необыкновенный по быстроте и непрерывности (день и ночь) марш!

Казалось, вот уже ушли от артиллерийского огня, от разрывающихся «чемоданов» и шрапнели противника, и на время чувство спокойствия внедрялось в нас, но… вот опять над нами кружатся немецкие аэропланы, бросаются с них бомбы и откуда-то с флангов летит и рвется над нами шрапнель и гранаты и «такает» немецкий пулемет, поливая нас пулями. Это – немцы на грузовиках быстро подвозят несколько легких орудий и пулеметов, открывая огонь, и производят у нас не столько потерь, сколько паники!

Пока развертывается и высылает назад цепи пехотный арьергард, пока выезжает на позицию наша артиллерия, немецкие грузовики с орудиями быстро скрываются, чтобы выскочить и загородить дорогу отступающим войскам где-нибудь в другом удобном месте.

Все те города и местечки Восточной Пруссии, мимо которых при наступлении шли мы целых три недели, промелькнули теперь в течение двух-трех дней! Так мы быстро отступали!

На одном указателе дорог, среди перекрестка, немцы уже успели повысить плакат-карикатуру: от размаха огромного немецкого сапога с чудовищной шпорой летит в пропасть наш генерал Ренненкампф. Было и досадно и стыдно видеть это!

Погода пасмурная, все время дует сильный ветер. На душе тоже пасмурно… При минутной остановке у Тракененского конного завода, сирена-ветрометр жалобно воет нам: слышится в ее звуках не то похоронное пение, не то безотчетный плач детей…