Мобилизация - 4

Наконец, 17 июля, поздно вечером, получена была в полку телеграмма начать мобилизацию, первый день считать 31 июля.

Командир полка полковник К. К. Отрыганьев собрал всех офицеров, врачей и чиновников в канцелярии, прочитал телеграмму, роздал нам всем мобилизационные пакеты и, сказав горячую речь о честном выполнении всеми своих обязанностей, поздравил с походом.

Помню вдохновенное выражение его мужественного лица… Торжественные звуки оркестра: «Боже, Царя храни!» Крики: «Ура!» Прощание офицеров 2-го батальона, получившего особое назначение и отправлявшегося на фронт сейчас же (в город Мариамполь).

С получением Высочайшего манифеста о войне с Германией в городе начались патриотические манифестации. Несмотря на национальное и религиозное различия населения, взрыв негодования против Германии, объявившей войну России, был общий. Это доказывали манифестации и шествия по городу с национальными русскими флагами, в которых принимали участие все слои населения.

Война! Сколько раз за время своей службы задумывался я над этим словом! Война – экзамен для каждого офицера, поверка всех военных знаний, приобретенных им за время своей службы.

Но война с таким серьезным противником, как Германия, об армии которой мы столько прослушали лекций наших офицеров Генерального штаба, а о последнем немецком строевом уставе делал сообщение в полковом собрании я сам. «Вперед на врага, во что бы то ни стало!» – красной нитью идет через всю вторую часть этого устава («Наступление»). Правда, русская армия более ста лет не дралась с немцами, после того, как она взяла Берлин, но те же немцы разбили французскую армию и в Версале продиктовали свой мир!

«Главное, – думал я, – не опозориться, не осрамиться со своей ротой, а умереть – все равно – суждено только один раз, и ведь так красиво умереть за Родину на поле брани! „Нет больше сея любви, как душу свою положить за други своя“, – ведь именно эта евангельская фраза самого Иисуса Христа была написана на стене в моей 16-й роте, вокруг киота с ротным образом! А на этом образе изображен был Святой Первомученик архидиакон Стефан, убитый разъяренной толпой язычников за свою проповедь о Христе и, значит, первый положивший душу свою за самого Христа!»

Все эти мысли волновали меня в те дни и во время работ по мобилизации, и по вечерам, когда в городе встречал я шумные манифестации, и дома у себя в редкие часы отдыха.

Мобилизация шла гладко и спокойно. Полностью прибыли на пополнение, до рядов военного времени, запасные солдаты, пополнился конский состав. Каждая рота стала выглядеть, как батальон. Много прибыло сверх штата запасных унтер-офицеров и большинство заслуженных, часто с георгиевскими крестами и медалями за Японскую войну. Как было досадно ставить этих героев старших унтер-офицеров на отделения вместо взводов, а младших унтер-офицеров старшими в звене, а то и просто рядовыми за неимением вакансий!

Кроме того, благодаря необдуманной организации, с объявлением войны должны были идти и пошли в бой полностью все кадровые унтер-офицеры, люди опытные, прекрасно знающие свое дело обучения молодых солдат. И горько вспоминать, что весь этот цвет русской армии, все эти храбрые маленькие начальники погибли в первых же боях.

Конечно, еще более жаль было кадровых офицеров, особенно ротных командиров и младших офицеров, которые являлись ближайшими воспитателями и учителями армии. Они выступили с начала войны буквально все (по четыре-пять человек на роту) и в первые же месяцы войны были перебиты, тяжело ранены или попали в плен. И очень, очень скоро, уже с начала 1915 г., армия стала пополняться на фронте и в тылу не настоящими офицерами, а прапорщиками, то есть молодежью, совершенно неопытною в военном деле, а главное, по своему духу, в большинстве случаев, противниками всего военного; кроме того, некоторые из них были заражены теоретической утопией социализма и, конечно, разлагающе действовали на психику солдат.

Не та организация была у немцев. В первых боях и далее у них участвовали только четверть всех кадровых офицеров и унтер-офицеров, а три четверти в строю были запасные. Остальные три четверти кадровых офицеров и унтер-офицеров несли дома трудную работу по подготовке частей к бою.

Славные загорелые лица запасных, прибывших в мою роту, мне нравились. Большинство из них были трезвые, опрятные хлебопашцы, а не фабричные заводские, тронутые пропагандой и кабацкой «культурой». Ознакомиться со всеми ими так близко, как знал я своих солдат, не было теперь возможности. Настроение у солдат было бодрое. Более скучно и задумчиво вели себя еврейчики.

Со своей 16-й ротой я сжился очень хорошо, командовав ею уже пятый год. На войну рота шла в составе двухсот сорока нижних чинов при трех младших офицерах: поручик Кульдвер, поручик Бадзен и подпоручик Врублевский. Все трое прекрасные строевые офицеры. Фельдфебель был сверхсрочной службы подпрапорщик Нагулевич – необыкновенной расторопности.

На должности взводных командиров в роте были: один сверхсрочный подпрапорщик Карпенко (1-й взвод), старшие унтер-офицеры: Афанасьев (2-й взвод), Калинин (3-й взвод) и Комаров (4-й взвод); все – мои воспитанники с момента поступления их в роту; поэтому и я их отлично знал, и они мои служебные требования понимали быстро; а требования, предъявляемые в то время начальством к ротным командирам относительно подготовки роты к бою, были очень велики.

Командующим округа был тогда генерал-адъютант Ренненкампф – «желтая опасность», как его прозвали офицеры: он носил желтые лампасы и мундир Забайкальского казачьего войска, пожалованный ему за боевые отличия; ну а «опасным» он был вследствие своего крутого характера.

Еще будучи нашим корпусным командиром, он высоко поднял боевую подготовку 3-го армейского корпуса: постоянными маневрами, пробными мобилизациями, кавалерийскими состязаниями, боевой стрельбой с маневрированием даже в морозы, состязаниями в походном движении и т. п., причем войска всегда видели его среди себя на коне, несмотря ни на какую погоду, красивым, «лихим», простым в обращении! Заканчивая состязания между ротами на наступление, генерал Ренненкампф отличившегося командира роты называл «королем наступления», а командира, рота которого выбивала наибольший процент сверх «отличного» – «королем стрельбы»!

Сколько проделано было в лагерное и зимнее время таких «наступлений» и «оборон» и днем, и ночью, и на учениях, и на смотрах против обозначенного противника! Сколько раз моя рота стреляла по мишеням в близкой к бою обстановке, и стреляла почти всегда «отлично», а последние три года подряд «отлично», а таких рот в полку было только три! «И вот, – думал я, – предстоит теперь последний „смотр“ в настоящем бою с могучим противником!» Бодро и весело, как-то особенно старательно распоряжались во время мобилизации, исполняли мои приказания и вообще вели себя мои унтер-офицеры, все эти мои любимые из любимых солдат, мною поставленные маленькие начальники, в огромном значении коих на войне я крепко убедился в первых же боях.