Когда я заинтересовался составом харбинской адвокатуры и ролью, которую она играет в местном обществе, Шинкман сообщил мне и на этот счет подробные сведения. Узнал я от него, что адвокатов-старожилов, то есть поселившихся в Харбине еще до революции 1917 года и даже до начала мировой войны, было всего три-четыре человека, остальные же прибыли туда, спасаясь от большевиков. Среди них были и иркутские адвокаты, и благовещенские, и читинские, и из целого ряда других городов, главным образом сибирских. Адвокаты-старожилы успели занять очень прочное положение, имели большую практику и хорошо зарабатывали. Но и позже прибывшие их коллеги не сидели без работы. Клиентов хватало на всех ввиду того экономического подъема, который переживал в этот период Харбин. Из благовещенских адвокатов, бежавших в Маньчжурию после захвата большевиками власти в Амурской области, присяжный поверенный В.Я. Ротт даже успел себе завоевать репутацию лучшего уголовного защитника в Харбине, и ни один почти крупный уголовный процесс не обходился без его участия. Благодаря доктору Шинкману я познакомился с Роттом через несколько дней после моего приезда в Харбин, и должен сказать, что он произвел на меня сразу очень хорошее впечатление. Обладая незаурядным умом и всесторонне образованный весьма талантливый адвокат и человек большого такта, он, однако, менее всего походил на профессионального уголовного защитника. Он был необыкновенно прост, не мнил себя знаменитостью, не ораторствовал при каждом удобном случае и не смотрел сверху вниз на своих менее одаренных коллег. Но на суде, где от успеха его защиты зависела судьба обвиняемых, все положительные качества Ротта выявлялись с необыкновенной яркостью, и его защитительные речи, согретые пафосом искания "правды", которая должна царить в судах, находили живой отклик в сердцах судей. В этом я имел случай убедиться недели через две после моего приезда в Харбин. Как это произошло, я расскажу в следующей главе.