Валя Скотленд Ярд и великие мира сего
Валентине Владимировне Кузнецовой я обязана тем, что знаю подробности переезда своего отца в Ригу в 1954 году. По официальной версии, он переехал из Москвы, потому, то Павлу Николаевичу предложили на Рижской киностудии поставить художественный фильм по мотивам рассказов классика латышской литературы Рудольфа Блауманиса. На самом же деле у этой истории была подоплёка. Но я узнала об этом уже после смерти отца.
Мы с тётей Валей сидели в ресторане московского Дома кино. Вечер ещё не начался, и было занято всего несколько столиков. Тётя Валя оглянулась по сторонам и почти шёпотом сказала:
– Понимаешь, детка, твой папа мог сделать прекрасную карьеру на «Мосфильме». Он мог получить замечательную квартиру в нашем мосфильмовском новом доме на Кутузовском проспекте. Был в списке очередников, как не имеющий собственного жилья после того, как в их дом на Воздвиженке упала бомба. Этого не произошло потому, что он пошёл против главного… – тут тётя Валя приложила палец к губам, чтобы я не назвала конкретную фамилию, – а пойти к главному ему посоветовала я. Ты понимаешь, я не хочу называть его имени вслух, потому что сейчас, с одной стороны все всё про всех рассказывают публично, с другой – без конца возникают судебные иски. Я бы не хотела на старости лет стать ответчицей.
Тётя Валя невесело рассмеялась.
– Я ему тогда сказала: Павел, тебе уже много лет. Если ты сейчас не поставишь фильм самостоятельно, то навсегда останешься вторым режиссёром, как я. А у тебя способности. Решить эту проблему может только один человек. – тётя Валя губами беззвучно произнесла имя. – Иди к нему и попроси дать тебе постановку.
Павел ответил: – Он откажет. Смотри, кто в этом году ставит фильмы — Михаил Ромм, Сергей Юткевич, Михаил Калатозов. Всеволод Пудовкин. Абрам Роом. Маститые.
Уже почти десять лет длилось малокартинье. Ставить фильмы давали только самым влиятельным. Зато опытным вторым режиссёрам, таким, как мы с Павлом, занятость была обеспечена всегда. В тот момент Павел только что завершил работу на картине «Серебристая пыль». Это был фильм об американцах, которые сделали порошок – «серебристую пыль», новое оружие массового уничтожения. Для влияния на всё человечество в своих корыстных целях. Там главную роль американского военного играл Ростислав Плятт. Фильм на студии приняли хорошо. На мой взгляд, это был удачный момент для Павла поменять судьбу. Он меня послушался, записался на прием по личным вопросам. Ждали неделю. В назначенное время я сама подвела его к двери главного, зашла к секретарше, своей подружке, от неё узнала, что начальник в кабинете один, пьет чай в благодушном настроении. Я буквально втолкнула Павла в приемную, а сама осталась ждать за дверью. И мне пришлось просидеть там довольно долго. Павел вышел со странным выражением лица, взглянул на меня и быстрым шагом направился в коридор. Я выскочила вслед за ним.
– Ну что? Получилось? – нетерпеливо спросила я твоего отца.
– Получилось, – в его голосе звучало раздражение.
Мы быстро шли по длинному мосфильмовскому коридору в направлении творческого буфета. Павел молчал. Я поняла, что произошло нечто очень нехорошее. В буфете все столики были, как обычно заняты, и к прилавку стояла очередь, которая двигалась со скоростью черепахи. Я увидела, что заказ делает моя помощница, и быстро ввинтилась перед ней. Буфетчица знала, что я вечно тороплюсь, и спросила:– ну давай, быстренько, чего тебе? Сосиски хочешь?
–Две порции, пожалуйста. И два чая с сахаром. И две плюшки.
Я знала, что Павел голоден. После блокады ему всегда хотелось есть. Увидев сосиски, он сразу повеселел. Намазал на ломтик черного хлеба горчицу, отправил сосиску в рот.
–Ужас, видела бы моя мама, как я ем. Алюминиевой вилкой с погнутыми зубцами. Без ножа. Бедная мамочка. Но если бы я ей рассказал про то, что сейчас было — думаю, она бы меня поддержала.
– А что было?
– Я вошел. Он стоял возле окна. Приветливо кивнул.
– А, Арманд. Ну садись, рассказывай, что на душе.
– Пришел просить постановку. Работаю режиссёром уже двадцать лет. Хочется самостоятельности.
– А что? Тебе и правда можно дать постановку. Человек ты образованный, талантливый. Мне из отдела кадров на тебя подготовили справку.
Он подошёл к своему массивному столу, открыл папку, вынул оттуда листок.
– Так... Учился у Кулешова и Пудовкина, это хорошо. В кино работаешь с 1928 года. Снимал короткометражные фильмы на фабрике «Госвоенкино», отлично... два года работал в Армении над документальными фильмами, делал самостоятельно короткометражные фильмы для фронта.... Работал сорежиссёром Сергея Юткевича на фильме «Человек с ружьём», написал специально для Марка Бернеса слова и музыку песни «Тучи над городом встали»... надо же, а я и не знал, что это ты автор. Талантливо, талантливо...Дам я тебе постановку, отчего же такому не дать.
Начальник вытащил откуда-то колоду карт, сел напротив отца за столик для посетителей. Весело взглянул, подмигнул. – Снимай. Давай–ка сыграем с тобой на деньги. В дурака.
– Но у меня нет денег, зарплата только через неделю.
– Ну, Арманд, какой ты, право, наивный. Причем тут твоя зарплата? Мы сыграем на твои будущие постановочные. Я тебе в долг поверю.
– Валя, ты меня знаешь, я редко взбрыкиваю, но тут...Просто кровь в голову ударила. Я слышал о том, что он сволочь, что он актрис шантажирует — не дашь мне, не дам тебе роль. Но чтобы такое…Это же замаскированная взятка! Я хотел сразу уйти, но потом передумал. Спросил у него :
– А если выиграю я — у вас-то деньги есть со мной расплатиться?
Он замер. Прищурился.
– Если ты не дурак, Арманд, ты у меня не выиграешь.
Хозяин кабинета закрыл дверь на ключ и пристально посмотрел в глаза просителя. Тот не отвел взгляда. Усмехнулся про себя и снял верх колоды. В карты он играл блестяще.
В приемной собралась очередь, тётя Валя уже начала волноваться, а родственник всё не выходил.
За полчаса отец выиграл большую сумму. Начальник, красный как рак, злобно прошипел, протягивая ему купюры:
– Смотри, чтобы тебе об этом не пожалеть.
– Да оставьте себе ваши деньги. Подпишите мне только командировку на Рижскую киностудию.
– Ладно, подпишу. Ты же там вроде Заслуженный деятель... Поезжай. Только поздно уже дебютировать. Молодых полно, им надо дорогу давать. А тебе, Арманд, скажу напоследок: такие сорежиссёры как ты — всегда нарасхват. А как постановщик ещё можешь и провалиться. И не вздумай никому говорить, что я тебе в карты проиграл. Вернешься из Риги, заходи — сразимся. На интерес. Давно во мне такого азарта от карт не было. Молодец!
На этом месте тётя Валя сделала большие глаза.
– А ведь он — страшный человек. Мстительный. Влиятельный. Хитрый. Я была уверена, что твоему отцу это с рук не сойдет. Спросила его:
– Павел, как же ты теперь?
– Я даже доволен, что всё так вышло. В Ригу поеду. У меня там дочка растет. На днях ей стукнет четыре года.
Тётя Валя загрустила.
– Когда Павел уехал в Ригу, мы стали видеться очень редко. А ведь он был одним из самых лучших моих друзей. Практически, мы были как подружки. Когда меня куда-то приглашали, на какие-то мероприятия, а приглашали меня постоянно, то я всегда тащила за собой Павла. Мы же с ним из одной семьи. Я Армандам как двоюродный плетень нашему забору. Но главное – что мы были очень дружны. Ты теперь в Москве живешь, так заходи ко мне почаще.
Режиссёр Валентина Владимировна Кузнецова была в кино легендарной личностью. О ней написал Сергей Эйзенштейн в своих воспоминаниях:
«В Голливуде сложная карточная система и американизированная справочная картотека для этих же целей. На Потылихе ( раньше так называли Мосфильм» –прим. автора) довольно беспорядочные ворохи записей, описей и пожелтевших фотографий. Валя Кузнецова носит свое подобие Скотленд–Ярда в голове. Она знает адреса каких-то странных людей сверхчеловеческого роста – ею выслежены где-то логовища, в которых ютятся особо зловещие старухи – она знает, где живет старик– тряпичник с головой святого XVI века, и точный адрес скромного бухгалтера, пригодного на роль юродивого.
У нее странная манера во время разговора на полуслове останавливаться и глядеть широко раскрытыми глазами чуть–чуть навыкат. Вероятно, мифические гарпии так же останавливали взгляд, намечая жертву, парализуя ее взором. Поворачиваешь голову. Так и есть. В поле зрения Вали попала странная долговязая фигура. Почти что хочется сказать, что остановившийся взгляд Вали Кузнецовой щелкнул затвором. В её сознании в этот миг отложился силуэт. Силуэт занумеровался и зарегистрировался в памяти.»
С легкой руки Сергея Эйзенштейна Валентина Кузнецова получила на «Мосфильме » прозвище Валя Скотленд Ярд.
Мне нравилось бывать у тёти Вали в доме на Кутузовском проспекте. Она любила накрывать большой обеденный стол. Красивая белая скатерть, старинные миниатюрные водочные рюмки, серебряные столовые приборы с элегантными подставками, антикварная посуда. Еда самая простая — картошка в мундире, селёдка, нарезанное тонкими ломтиками сало. Классическая закуска под водку. Из этого спартанского меню выбивались жаренные в масле вкуснейшие маленькие пирожки с капустой. Валентина Владимировна своими гастрономическими пристрастиями приводила в отчаяние дочь Аню, которая каждый раз восклицала: – мама, ты помнишь, сколько тебе лет? Как можно есть сало! Твоя поджелудочная этого просто не выдержит! А водка? В твои годы уже никто не пьет водку! Возьми винца.
Валентина Владимировна невозмутимо отвечала: –после водки я чувствую себя прекрасно. Выпив пару рюмок, становилась мечтательной.
– Какие только мужчины за мной не ухаживали! С кем я только не танцевала! С Гагариным даже танцевала! Кто в меня только не влюблялся! Не буду говорить, это нехорошо. Но ты мне верь. И я влюблялась. Не раз.
– Ты помнишь, – спрашивала она меня каждый раз при встрече, –художника Виктора Шильдкнехта? Он работал на картинах твоего папы.
Ну, разумеется, я его помнила. Элегантный сухощавый пожилой господин. Потомственный художник кино. Его отец был декоратором на известном фильме Луиса Бунюэля и Сальвадора Дали «Андалузский пёс». Сам Виктор поехал в творческую командировку на Рижскую киностудию, где после освобождения Латвии от фашистов обучал латышскую молодежь искусству художника кино. Да так и остался в Риге.
– Мы с Виктором познакомились в Алма–Ате во время войны. Ты же знаешь, там была в эвакуации вся киноиндустрия. Я тогда работала на «Иване Грозном» ассистентом режиссёра. У нас с Виктором был роман. Мы всю жизнь переписывались и перезванивались. И вот, представь себе, от него уже два года — ни слуху ни духу. Я боюсь звонить — а вдруг мне скажут, что он умер? Я этого просто не переживу.
– А сколько ему лет?
– Он на семь лет моложе меня. Родился в 1917–м в Петрограде, представляешь? За месяц до революции, 27 января. А знаешь что, давай–ка сейчас наберём его рижский номер. Если он ответит, ты меня позовешь к телефону. Если нет — значит, нет.
Гудки, гудки. Никто не подходит. Я успокаиваю расстроенную Валентину Владимировну: может, он в санатории? Или поменял адрес? Всё же произошли такие тектонические сдвиги, Латвия — член Европейского Союза, всё поменялось, может быть, и он на месте не сидит, куда-то переехал?
– Рене, найди мне Виктора Шильдкнехта. Ты же на телевидении работаешь. У вас там такие редакторы, что чёрта из преисподней достанут и приволокут на ток–шоу. А тут всего-то и надо, что в Рижскую киностудию позвонить.
И мы его нашли живого –здорового. На следующий же день, когда я приехала на свою работу в телевизионных новостях. Это была очень интересная работа, и я каждый день благословляла тот случай, который привёл меня на телевидение.
