* * *
Меня уволили из издательства 23 апреля 1968 года. Основание — «несоответствие служебному положению».
В конце месяца Коля сказал мне:
— Возьми вот за этот месяц. Хоть наш брак и формальность, но я же постоянно здесь. И обедаю с вами. — Он отдал мне свою зарплату, оставив двадцать рублей на карманные расходы.
Коля преподавал на кафедре математики Института тонкой химической технологии. В начале мая его вызвал заведующий кафедрой Сергей Иванович Стриженов.
— Николай Николаевич, боюсь, у меня плохие новости. Как я понимаю, вы там что-то подписывали.
— Подписывал.
— Это плохо, очень плохо. Я не хотел бы вас увольнять. Знаете, на нашем факультете почти все евреи, кроме нас с вами.
Коля объяснил ему, что Галансков и Гинзбург не совершали никакого преступления и что он подписал письмо из солидарности с друзьями. К политике это не имеет никакого отношения.
Коля не был членом партии, и можно было надеяться, что он отделается выговором. На собрании кафедры никто не призывал его уволить. Предстояло еще собрание факультета. Там слово взял секретарь парткома:
— Людям с такими взглядами нельзя доверять воспитание молодежи. Мы не хотим повторения Польши. — Он имел в виду студенческие волнения в Польше, жестоко подавленные в марте 1968 года{13}.
Затем задал вопрос один из профессоров:
— Насколько известно, было еще письмо от девяноста девяти математиков, возражавших против помещения в психиатрическую лечебницу Александра Есенина-Вольпина. Это письмо вы тоже подписывали?
Коля признался, что и это письмо подписал.
— Почему?
— Потому что он мой друг.
— Создается впечатление, что все ваши друзья идеологически ненадежны. Как вы это объясните?
— Не знаю. Просто они люди хорошие.