В первых числах августа 1957 года мы проводили парашютные прыжки на аэродроме около Мытищ. Руководил прыжками инспектор Пожаров. Дул крепкий ветерок, и потому прыгали лишь опытные парашютисты. Ветер усиливался. Решили выполнить последний подъем восьми парашютистов, а затем прекратить работу. Прыгали мы с высоты 2000 метров с задержкой раскрытия парашюта 30 секунд. Отделение от самолета производили двумя группами. В первой четверке старшим был я, во второй - Борис Шустров.
Миша Мейлахс набрал заданную высоту, и самолет шел к расчетной точке выброски. По тому, как медленно проплывала под нами земля, можно было догадываться о силе встречного ветра. Самолет резко вздрагивал. Предвидя большой относ парашютистов, Михаил увеличил упреждение. Мы приближались к Москве, отчетливо видели территорию ВДНХ. Наконец прозвучал сигнал: «Приготовиться!» Из первой четверки я отделился последним. Выдержав 30 секунд падения, раскрыл парашют. К моему удивлению, в небе оказалось три купола вместо четырех. Приблизившись, я убедился, что рядом были Женя Подгорбунский и Василий Устинов. Не было с нами Александра Васина. Я наблюдал из самолета его отделение и стабильное начало падения. Сейчас задумываться над причиной случившегося было некогда: как на курьерском поезде, нас несло к аэродрому. Из-за большой скорости горизонтального перемещения не чувствовалось вертикального снижения. Порой казалось, что мы вообще не снижаемся.
У края аэродрома стало ясно, что на него мы не попадем. Ближе к железной дороге вытянулась узкая травянистая полоска земли. Все трое стали прижиматься туда. Однако полоска быстро уходила и вскоре осталась позади. Нас несло на стройку Новых Мытищ, где громоздились недостроенные дома. Приближался большой, пятиэтажный дом, правее которого стоял башенный кран с длинной стрелой. Женю Подгорбунского несло прямо на этот кран. Я маневрировал, стремясь проскочить между краном и домом. Василий Устинов находился левее, и было видно, что столкновения с домом ему не миновать. У самого торца дома меня качнуло так сильно, что я оказался в горизонтальном положении спиной к земле. Было еще метров 15 высоты, и я успел вывернуться. Подо мной была площадка из строительного горбыля, куда я и приземлился. Это была крыша сарая. Сырой горбыль прогнулся и смягчил удар, я даже устоял на ногах. Подгорбунскому удалось избежать столкновения с краном. На мой оклик он ответил: «Все в порядке!»
Взглянув на верх дома; я увидел свесившиеся с крыши ноги Устинова и болтавшийся на стропах парашют. Василий был без сознания. Его удерживало от падения ограждение крыши. Что было сил я бросился к домовой лестнице, сюда уже прибежали местные жители. Василий пришел в себя, собрал парашют и с помощью подоспевших спустился вниз. Вскоре за нами приехала машина.
Как говорится, хорошо то, что хорошо кончается! А произошло вот что. Когда взлетел самолет, Егор Пожаров, зная всех, кто был на борту, и будучи уверен в последней, благополучной выброске, дал команду на свертывание «старта». Был собран «квадрат», уложены в машину парашюты и свернута рация. Неожиданно поднялся ураганный ветер, все заволокло поднявшейся пылью. В это время самолет подходил к точке выброски. Развернуть рацию и предупредить о шторме не успели, и моя четверка ушла за борт. Пока Миша Мейлахс выполнял заход для выброски второй четверки, рация заработала, штормовое предупреждение передали на борт и выброску второй четверки отставили.
С Сашей Васиным, чей купол я не обнаружил в небе, обошлось по пословице «Не было бы счастья, да несчастье помогло!» В свободном падении струей воздуха вырвало из кармашка подвесной системы вытяжное кольцо. Через 30 секунд падения, когда рука должна ухватить кольцо, его там не оказалось. Продолжая падать, Саша искал за спиной на ранце место выхода вытяжного троса. Найдя трос, рывком раскрыл ранец. Купол наполнился на малой высоте. Саша не дотянул до аэродрома и приземлился на картофельном поле. Ураганный ветер тащил купол, и Саша долго вспахивал картофельное поле запасным парашютом, лежа на нем, не в силах погасить купол основного парашюта.
На следующий день московские газеты сообщили о шторме и причиненных им повреждениях в речном порту и на других объектах.
К тому времени у меня было около двухсот прыжков.
Свободное копирование
