Я помню... Глава 3 Юность
На фото 1940 год. Отец второй слева, сидит.
Той же осенью, взяв документы из школы, поступила в Ремесленное училище № 5. Профессию обещали хорошую. Окончив училище, мы становились настройщиками радиоаппаратуры. Условия в училище подходили мне.
Кормили, поили 3 раза в день, одевали с головы до ног. Бельё, мальчуковые ботинки, 2 платья (сатиновое и шерстяное) бушлат и шинель, в которой я проходила до 17 лет. На выходные дни давали сухой паёк (колбаса, сыр, масло, яйца). Училище располагалось недалеко от стадиона Юных Пионеров, с одной стороны училища была Боткинская больница, а с другой стороны располагалась фабрика-кухня, куда мы ходили обедать. Ходили обычно строем, пели песню:
«Артиллеристы, Сталин дал приказ,
Артиллеристы, зовёт отчизна нас,
Из сотен тысяч батарей
За слёзы наших матерей,
За нашу родину- огонь, огонь!»
Однажды, выйдя из строя, я стала кататься с ледяной горки. Мастер увидел это и заставил меня одну пройти с песней строевым шагом три раза из столовой до училища. Наблюдая за мной из окон училища, ребята смеялись. Сейчас я удивляюсь, что я пошла.
Где же было чувство достоинства? Был страх и невозможность неподчинения.
Представьте себе, что могла почувствовать 15-летняя девушка,
пристально вглядывающаяся в себя, взрослеющую. Какая беспомощность и унижение...
Мальчики и девочки учились раздельно.
В “Трудовых резервах“, к которым принадлежало училище, было множество кружков, спортивных, театральных, хоровых. Занимаясь в отдельных кружках, дети получили дополнительные наряды для выступлений. Хор “ Трудовых резервов“ был знаменитым. Ему предоставляли хорошие площадки для выступлений. И уж, конечно, я пела в этом хоре. Однажды на репетиции приемная комиссия из всего большого хора выделила меня-девочку с бантиками из марли:
Сталин, Сталин - это наше знамя,
Это нашей юности полет".
Так и сказали: "Только у одной девочки живое выражение лица, понимает о чем поет".
Была я жизнерадостной, энергичной девочкой. Чувствовала себя среди окружающих подружек уверенно. Училась хорошо. Часто подруги приходили ко мне в гости, я стеснялась своей обеспеченности. В Москве – комната!
На стене висела карта Советского Союза. У стены стоял диван с торчащими пружинами. Спинку дивана, украшали два металлических оленя. Когда мы резво садились на диван, спинка дивана качалась, олени падали, что вызывало наш бурный хохот. Впрочем, потом олени гордо занимали свои места.
Мне жаль было подружек, которые в лучшем случае, жили в бараках, а в основном у чужих людей, отрабатывая свой угол делами.
Через год я поступила в вечернюю школу.
С литератором – Ю. Манном мне повезло, потому что ему не повезло, после окончания МГУ он больше никуда не мог устроиться по причине 5 графы. Взяли его только педагогом литературы в вечернюю школу. Сейчас он доктор филологических наук, известный ученый. Он был прекрасным педагогом, был очень демократичен. Он бывал в моей комнате на всяких сборах, днях рождения. Я была уверена, что нравлюсь ему. Как же была я разочарована, когда, встретив его через много лет, узнала, что нравилась ему моя задушевная подруга Роза Шигабутдинова.
Все годы учебы я никогда не чувствовала со стороны соучениц особого отношения.
Бывали случаи, волнующие мое самолюбие, но они исходили от других людей, от посторонних.
Однажды нашу группу снимали на обложку журнала" Огонёк“. Меня посадили впереди, остальные девочки были в некотором отделении.
Мы ждали этот журнал, но когда он пришел, я себя вообще не нашла в группе, пропала как-то. Не поняла.
Позже в театральном кружке выбирали на главную роль девочку. Я в то время часто выступала. Сами подружки предложили меня на эту роль. Педагог отказал со словами : " У нее не славянское лицо".
Это было в первый, но далеко не в последний раз.
По окончанию училища нас направили работать на секретный номерной военный завод радиоприборов. Помню № 2244. Это было у Белорусского вокзала.
Был 1952 год, дисциплина военная, 5 минут опоздания – суд.
Зато после проходной в цеху мы бездельничали, работу нам девочкам не давали. А нет работы-нет зарплаты.
Через некоторое время я уговорила всех написать жалобу. Писала я, подписали все.
Через месяц по нашему "коллективному письму", которое, как я узнала позже, писать было запрещено, пришла комиссия.
Стали вызывать отдельно каждую подписавшуюся и допрашивать:
«Кто писал?» - все отвечали одинаково: "Не помню". Обошлось. Никто не выдал, но напугали.
Больше коллективных писем не писала и не подписывала долго.
А в стране гремело “Дело врачей “. Помню, окружили меня на работе сослуживцы, спрашивают:
”А что бы ты сделала с этими врачами? “…Нечего было ответить.
Видно, со своей 5 графой я одна случайно попала на этот военный завод. После ремесленного училища полагалось отработать на заводе - 4 года.
Но очень скоро я вышла замуж и должна была выехать к мужу-лейтенанту в военную часть. Меня отпустили мгновенно, с улыбкой.
