Через сутки меня отвезли в Старую Руссу, откуда на штабной машине привезли в деревню Тулебля, где был немецкий аэродром. Здесь разместили в небольшой комнатушке, где стояли деревянный столик и табурет. Охраняли меня два автоматчика. Вскоре они принесли обед: вкусный мясной суп, мясо с жареным картофелем и гречневой кашей, компот из персиков. Вошедший офицер пояснил на русском языке, что такими обедами кормят немецких летчиков.
Вечером меня привели в большое помещение, где на скамейках расположились летчики. Перед ними - длинный, накрытый темной скатертью стол. За него усадили меня. Рядом сел офицер, говоривший по-русски. Внесли поднос с графином и стаканом. Предложили попить. Справа стояла трибунка, обитая коричневым бархатом. За ней находился генерал - красивый брюнет средних лет с несколькими крестами на груди.
Генерал обратился к летчикам, а офицер перевел мне его слова. На этом собрании мне предлагалось отвечать на все интересующие генерала и летчиков вопросы. Как я понял, передо мной сидели асы прославленной немецкой группы имени Вольфрама фон Рихтгофена - известного немецкого летчика и военачальника.
Сначала спрашивали, как звать, сколько лет, женат ли, какое образование. Потом посыпались профессиональные вопросы: с какого времени воюю, сбивал ли немецкие самолеты?
- Да, сбивал! Семь ваших самолетов!
Генерал спросил, когда и где именно я одержал последние победы. Я назвал день, когда погиб Коля Трещин и была сбита четверка «мессеров» над нашим аэродромом. Генерал поинтересовался судьбой сбитых летчиков, видел ли их я.
- Да, видел! - ответил я и добавил, что жизни сбитых летчиков ничего не угрожает.
- Хотите видеть летчика, который вас сбил?
- Желательно.
- Обер-лейтенант Штотц! - скомандовал генерал. Из дальнего ряда поднялся, щелкнув каблуками, улыбающийся лет тридцати летчик. На его груди висело несколько крестов.
- Знаете, какой вы у него по счету? Вы у него сто сорок третий!
Переводчик переводил слова генерала.
- Передайте генералу, что он сбил меня не в воздушном бою, а подкравшись внезапно,
«из-за угла».
Генерал пояснил:
- В нашу группу зачисляются летчики, имеющие не менее ста сбитых самолетов! Здесь мы сбиваем по тридцать русских самолетов ежедневно!
Я попросил перевести, что, если бы это было так, давно уже перестала бы существовать наша авиация.
Один из летчиков сказал, что русские допускают в боях много ошибок - стреляют с большой дистанции, пытаются вести бой на вертикали, не используют меньший радиус виража американских машин. Чем это объяснить?
- Внезапным ударом по аэродромам 22 июня 1941 года вам удалось вывести из строя не только нашу авиацию, но и многих опытных летчиков. Сейчас в небе действует в основном молодежь. Молодые летчики допускают много ошибок, но опыт - дело наживное. Скоро вы это почувствуете! - ответил я.
- Как ваши летчики оценивают наш «мессершмитт»?
- Наши летчики очень хорошо отзываются об этой машине. Думаю, если бы у нас была на вооружении такая машина, вы, здесь сидящие, давно были бы в таком положении, в каком нахожусь я!
Мой ответ не понравился присутствовавшим. «Будь что будет!» - думал я и продолжал дерзить.
- Что у вас думают: когда война кончится? - спросил генерал.
- У нас думают: когда вас всех перебьем, тогда и война кончится!
Едва переводчик перевел мои слова, как шум прошел по рядам. В это время вошел штабной офицер с кипой большого размера фотографий. Мне предложили отложить фотографии летчиков, сбитых нами, которых я видел.
Воцарилась тишина. Все следили за моими руками. Вот я отложил в сторону одну, другую, третью.
- Гут! - изрек генерал. Он махнул рукой и вышел.
Так закончилась «пресс-конференция», длившаяся часа три. Меня увели, а скоро под конвоем двух солдат повезли в немецкий тыл, в Ригу.
Свободное копирование
